А никто вроде воздушных шариков не обещал...

Любовь.

- Он твой. Так и быть, можешь взять его тряпки. Добрый я сегодня до омерзения.

В лицо мне полетели грязные, пропахшие потом рубаха и джинсы Майкла. Демон - хранитель свитка со своими подручными взмыл в непроглядную высь. Среди серого пепла и черных камней Майкл казался нелепым сломанным манекеном. В пронзительной наготе он был безумно красив и мучительно беззащитен. Татуировка, которую можно было принять за подобие одежды, выглядела насмешкой. Я неистово благодарила Небо за то, что сознание его погрузилось во мрак. Пальцы мои тряслись, слезы застилали глаза. О, Майкл, почему ты такой тяжелый...

...Он просил меня остаться в камере.
О, да! Теперь я предпочла бы отсидеться в кромешной тьме и гробовой тиши, лишь бы не видеть того, что видела. Мне хотелось окаменеть, застыть, лишиться рассудка. Веками сидеть в пыли, привалившись к черному валуну, тихо касаться лица Майкла - и пусть бы он никогда не очнулся. Но мозг с предательской услужливостью взрывал в памяти чудовищно вывернутые плечи, сжатые веки, скрежет зубов, горячий пот. Хранитель свитка, рассерженный молчанием пленника, то и дело давал указания подчиненным. Им овладело яростное желание сорвать хотя бы стон с закушенных вкровь губ. Я знала - Майкл кричал, кричал так, что горло запеклось. Но слышать дано было только мне - и я глохла от этого крика.

...Начиналось все рутинно. От него - видимо, не в первый раз - потребовали отречься от любви. Краткий отрицательный ответ был не нов для палачей, и демон монотонно приступил к процедуре обвинения. Знает ли обвиняемый, в чем заключаются его грехи? Знает. Признает себя виновным? Признает. Признает, что на нем, пусть косвенно, кровь многих людей и двое, убитых собственноручно? Признает - и несет заслуженное наказание. Признает ли обвиняемый, что Сара Танкреди погибла из-за него? Признает. Признает, что рассчетливо втянул ее в свой план, цинично использовав ее чувства?
...Майкл медлил лишь мгновение, прежде чем сказать "да".

Что ж, продолжим. Обещаю - ты будешь соглашаться. Пошла она на преступление ради тебя? Позволила сломать себе жизнь? Из любви к тебе, правда? Ты прекрасно знал, каково ей будет после твоего предательства и хладнокровно бросил ее умирать. Жестокий, вероломный негодяй, разве нет? Из-за тебя она пыталась покончить жизнь самоубийством, и очень мило составила б тебе компанию - здесь, в преисподней. Я прав? Ты виновен? Превосходно. Право, ты утомил меня своей покорностью...

Майкл отвечал "Да. Да. Да." С каждым разом голос тановился глуше, будто этот короткий слог выжигал горло. Слезы не приходили омыть воспаленные глаза. Я видела, как ногти его впивались в ладони, как легкие не могли надышаться раскаленной пылью. Он убивал себя снова и снова.

Умница, хороший мальчик. Осталось еще одно "да". Поверь, это очень легко - тебе и врать не придется. Ты не любил Сару, верно?
Любил и люблю.
Брось. Последнюю совесть потерял! Упираться - после всего, что ты сделал!
Любил и люблю.
Не выношу, когда обманывают. А все так славно начиналось. Нехорошо. Разочаровал ты меня. Не могу оставить зло безнаказанным. Приступайте, ребята.

...Я пожалела о том, что родилась на свет...

...Родной мой, как ты? Я не произнесла этих слов, потому что Майкл не мог их услышать. И ответить не мог. Тьма милосердно предоставила ему передышку. Казалось, будто он ненадолго прилег отдохнуть, положив голову мне на колени, и забылся глубоким сном. Я не могла вспомнить, когда в последний раз видела этот лоб безмятежным, веки прохладно-спокойными, губы - приоткрытыми в улыбке... Живого места не было на этих губах, запекшихся, почерневших. Почему я не захватила с земли облепихового масла? Смазать пару раз - и они снова станут нежными. Но единственным, чем я могла освежить его губы, были мои слезы. Не годятся. Соленые слишком.

Когда ты очнешься, я должна буду как-то объяснить свое присутствие. Ты не хотел, чтобы я видела... Мне пришлось зажимать рот ладонями, чтобы затолкнуть крик в горло. Большой черный камень служил надежным укрытием, а тебя, напротив, ярко освещали факелы. В стремлении насладиться твоим отречением и мольбами о пощаде, истязатели перестарались. Их предводитель, в который раз испытав разочарование, вдруг разоткровенничался. Доверительно поведал, что прежде ты никогда не терял сознания. В хриплом голосе звучала искренняя обида. Строго наказав привести тебя в порядок, он пообещал в будущем не усердствовать столь рьяно.

Майк, я вот что придумала. Когда ты начнешь приходить в себя, я уйду и, вернувшись в камеру, ты найдешь меня послушно сидящей у стены. Улыбнусь, притворюсь паинькой. Пожалуй, придется придумать еще одну счастливую историю. Что-нибудь о Си-Ноуте...

Родной мой, как ты? Не хотелось бы, чтобы Сара видела тебя таким. Ей было бы больно. Иногда мне кажется, что в Светлой Обители, где нет места горю, она тоскует о тебе. Странная картина перед глазами. Вдалеке от сияющих улыбок, безоблачной радости, она сидит в одиночестве, и обняв колени, смотрит на закат. Часто рядом, на траву, опускается Владыка того дивного места, и они тихо беседуют. Он отирает слезы с ее щек, обнимает - словно нежными сильными крыльями, и грусть растворяется, пока Он с ней. Она помнит о тебе, о твоей любви. Наверное, если б ты отрекся здесь, в аду, она смогла бы почувствовать это там. Но ты стоек. Раз причинив боль, ты не допустишь этого снова...

...Когда она с трудом разлепила тяжелые веки, Майкл пристально смотрел ей в лицо. Что-то странное было в его глазах, - сузившихся, испытующих, мрачных. Никогда ей не доводилось видеть его таким. Этот взгляд мог кричать от боли. Мог быть благодарным, тревожным, печальным, ласковым. Иногда пустым, но - не тяжелым, затаившим едва сдерживаемый гнев.
- Почему ты здесь? Отвечай. - он не собирался давать ей время на раздумья.
- Прости, я пошла за тобой... - жалкая улыбка, испуганные глаза.
- Почему ты не возвращаешься?
- Мне позволено побыть еще немного...

Он вдруг молча повалил ее и принялся яростно ощупывать - всю, с головы до ног. Будто обезумел - задыхался, руки тряслись. Стиснув зубы, скуля от напряжения, она отбивалась, как могла. Сильные пальцы рванули ворот блузки, пуговицы рассыпались горошинами...

- Вы только посмотрите! Ума не приложу, - как он сдерживался все это время!? Я ни за что не соглашусь это пропустить!
С оглушительным свистом, гнусно хохоча ватага демонов забавлялась долгожданным зрелищем. Веселились от души, сопровождая реплики непристойными движениями. Комментируя с азартом, со знанием дела, грязно смакуя подробности.
- Быстро он оправился!
- Каков герой-любовник, а! Что ж он из себя бойскаута корчил?
- Круче бери. Любовники не набрасываются с таким бешенством. Насильник настоящий. Глянь, как она вырывается!
- Показал истинное лицо!
- Давай, Майки!

Они зашипели в рассерженном недоумении, когда Майкл отпрянул от нее, точно от прокаженной. Здесь, в аду, никто никогда не видел такого ужаса в его глазах. Медленно протянув дрожащую руку, он коснулся маленького черного кружка на ее груди - точно против сердца. Демоны умолкли от неожиданности, увидев, как Майкл закрыл лицо ладонями и заплакал.

Добавлено (10.04.09, 22:42)
---------------------------------------------

Обязательно критикуй!) Только подожди уж до конца, все сразу и откритикуешь

С тобой

Целую вечность он сидел сгорбившись, опустив голову с седым ежиком. Точно в камень обратился. Плечи перестали вздрагивать, губы онемели, слезы ушли, иссушив глаза. Он, не задумываясь, предпочел бы дыбу. Он предпочел бы ослепнуть, чем видеть меня в его растянутой грязной рубахе с рукавами, длиной до колен. Я не была похожа на трогательного, милого Пьеро, скорее - на чумазое жалкое пугало. Он предпочел бы умереть, чем смотреть мне в лицо. Но умирать не было нужды. Ни ему, ни мне.

...- Роскошная татуировка...
- Что ты сделала? - Он не спрашивал "зачем?"
- Ничего особенного. Взяла оружие и схватила женщину на улице. Когда появились полицейские, старалась вести себя как можно агрессивнее. Потом оттолкнула ее и два раза выстрелила в воздух - у меня два патрона было. Осталось направить пистолет на прохожего, и полиция открыла огонь на поражение. Никто не пострадал - правда!
- Никто не пострадал...
- Я боялась, вдруг у кого-нибудь сердечный приступ случится.
- Идеальный план. Прост, как все гениальное. Молодец. У меня так не вышло...
И вдруг его прорвало:
- Господи, нет! Нет! Нет! Нет! Боже...
Он молотил кулаками по камню, и каждый удар заставлял меня сжиматься. Напуганная его яростью, я опустилась рядом, обхватив колени, не смея прикоснуться. Пролепетала тихо:
- Я хотела остаться с тобой...
- Мы будем сидеть и мило беседовать, да? Предаваться воспоминаниям? Горевать о невинно погибших? Радоваться счастью живых?
- Что в этом плохого?
- Это ад! За тобой придут, и ты попросишь меня подождать. Я ослушаюсь и ... Что прикажешь мне делать? Смотреть, как... Ты не знаешь, что такое отчаяние, когда вина вытягивает жилы. Когда ничего нельзя исправить. Когда не в силах помочь. Когда хочешь разбить голову о стену, но не можешь даже этого. Когда жаждешь смерти, а она смеется над тобой. И это навсегда, понимаешь, - навсегда! Глупая... Я убил бы тебя, за то, что ты натворила, но ты уже убита. И...

Несколько демонов низшего ранга приблизились, оценивающе разглядывая меня и делясь впечатлениями.
- Новенькая? Так себе.
- Ничего, сойдет.
- Новенькие всегда так наивны...
Майкл рывком поднялся на ноги, выступил вперед, заслонив меня. Они выглядели мерзким отребьем рядом с ним - низкорослые, безобразные. Их было четверо, но напасть они не рискнули. Майкл справился бы с ними даже после дыбы. Он едва не ругнулся, перехватив мой испуганно-восхищенный взгляд. Себя он не собирался обманывать - за ничтожными уродцами последуют первоклассные палачи. Не теперь, еще не теперь. С трудом сдерживая гнев, он крепко сжал мне руку, будто намеревался раскрошить косточки.

Камера показалась родной, даже уютной. Тусклый факел чадил, не освещая углов. Двое демонов уселись у порога в надежде развлечься, не сомневаясь, что ожидание рано или поздно будет вознаграждено. Майкл долго молчал, хмуро уставившись в пространство, отблески огня слабо мерцали в громадных черных зрачках. Потом попросил рассказать о Саре. Я говорила хорошо заученные фразы, глядя на кончики его опаленных ресниц, твердо сомкнутые губы, разбитые костяшки пальцев.

Когда я закончила, он машинально потребовал клятвы, и мне впервые нечем было поклясться. Он обнял меня, словно мог защитить, и прошептал так тихо, что не услышал собственного голоса:
- Прости меня. Пожалуйста, прости...

Добавлено (10.04.09, 22:50)
---------------------------------------------
Плата
Стихотворение принадлежит shmel.
У нее же украдены некоторые идеи.

Обездвижен: сухожилия вспороты.
Под ногами хрустит сердца крошево.
А на дыбе все затягивают вОроты:
Мол, признайся, купил всех задешево!
Оголенные нервы клочьями...
Но Любовь и теперь не утрачена...
Не окончится жизнь многоточиями.
Будет все и сполна уплачено...

Временами мне казалось, что он решил провести вечность, не отпуская моей руки. Он не допытывался об обстоятельствах моей гибели, ни разу не упрекнул. Только при каждом шорохе сильнее сжимал ладонь. Прежде его кожа была прохладной, теперь стала горячей, будто огонь сжигал его изнутри. Его существование обрело смысл, а суть его стала простой и емкой. Не отдать меня им. Мгновенная, звериная реакция на всякий звук, любую тень. Безотчетный стальной захват, который едва не ломал мне пальцы. Предельная концентрация сил и внимания. Он собирался биться с целым адом. И отметал мысль о том, что не победит.

Отчаяние накатывало на него все реже, приступы становились слабее. Даже когда сознание туманилось мрачными видениями, когда он покидал меня, чтобы снова пережить самые темные минуты земной жизни, он не отступал. Так страшно и странно было ощущать его боль, видеть безумие в глазах, слушать яростный шепот и знать при этом, что он не разожмет ладонь.

И все же ему приходилось ее разжимать. Его уводили, наши руки разъединялись - медленно, мучительно. У самого порога он оглядывался, и глаза его приказывали мне остаться. Я не смела ослушаться. Прильнуть к маленькому решетчатому окну - вот и все, на что я отваживалась. Я больше не следовала за ним к месту пыток, всякий раз других, о чем говорили раны на его теле. Главарь истязателей так и не сдержал слова, ибо не в силах был вынести его молчания. Не добившись вожделенного отречения, палачи вкладывали в казнь всю свою бесовкую душу. Насладившись сполна, демоны втаскивали его в камеру, с ненавистью швыряли к стене. Глотая слезы, прислушиваясь к едва различимому дыханию, я гладила его лоб, и мне хотелось, чтобы он заснул и никогда не проснулся.

Вытатуированный на его спине ангел поражал беса копьем, а изображенный на груди - был повержен. Голова обреченно опущена, крылья бессильно поникли. Майкл, мой Майкл. Мало было тебе держать ответ за гибель стольких людей, за смерть Сары, - во зле всего мира ты был повинен. Сара стала воплощением твоей вины. Благие намерения обернулись неискупаемым грехом. Блестящий план глумливо предал. Любовь привела в ад. Тебя обвиняли тысячи гневных голосов. Виновен - плати. Это закон. Плата устроила судей. Это справедливо, разве нет? Вызвался быть героем - соответствуй. А мы поглядим, как ты справишься. И только посмей нас разочаровать.

Ты не справился, Майкл. Ты проиграл.

Он приходил в себя, ни единым вздохом не выдавая своего состояния, брал меня за руку, и мы вели долгие разговоры. В основном о Линке, о том, что он наконец, обрел счастье с Полой. Об ЭлДжее - о том, что он наверняка уже папа. Майкл признавался, что не может представить этого мальчишку отцом. Перебивая друг друга, мы строили догадки о том, какие имена дали своему многочисленному потомству Сукре и Мерикруз. Его кожа горела, а он смотрел на меня, и уголки его губ приподнимались. Странно было осознавать, что где-то есть другая жизнь. Что где-то по синему небу плывут белые облака, дети ходят в школу, влюбленные целуются, а здесь - все по-другому, и это длится и длится. Просто по-другому, просто темно, страшно, больно, и - очень долго. Мы вспоминали землю, я рассказывала о небе, о Саре, всегда лишь приятное и радужное, никогда не забывая умолчать о том, что она тоскует о нем.

За мной не приходили, хотя мы ждали их каждую минуту. Мы ждали. Были ли мы готовы?..

И однажды меня напугал, а его заставил превратиться в волка, готового к бою, полный ужаса и бешенства визг демонов. Они метались, воя, брызжа слюной и проклятиями, охваченные таким страхом, какого сотнями лет не знало это место. Свет факелов растворился в ослепительном сиянии. На пороге стоял ангел.

Добавлено (10.04.09, 22:59)
---------------------------------------------
Нет

Сильна, как смерть, любовь...

Они вжались в стену, машинально вскинув руки к глазам. Прежде, чем Майкл осознал, что происходит, он заслонил ее - от кого б это ни было. Ангел сложил прекрасные белые крылья, нестерпимое сияние померкло, уступив мягким закатным лучам. От него веяло мощью и умиротворением. Взгляд, отданный Майклу, был полон сожаления. Предназначавшийся ей - светился нежным теплом.
- Я послан за тобой.

Стоило взяться за протянутую руку, - и она могла навсегда распрощаться с тьмой, болью, отчаянием. Однако, она лишь крепче прижалась к Майклу. На прощание с ним у нее не хватило бы сил.
- Пожалуйста, Майкл, отпусти ее. - Ангел тихо кивнул, уаказывая на их намертво сплетенные пальцы. - Ей здесь не место. Владыка Небесного Чертога тоскует и хочет обнять Свое дитя.
- Конечно... - неслышно прошептали запекшиеся губы.
- Но еще сильнее Он тоскует о тебе. Мне дана власть увести только дочь. Но ты не знаешь, как болит Его сердце о потерянном сыне. Как Он грустит о тебе вместе с Сарой.

- ...Сара грустит? Я думал... В чем ты еще солгала, признавайся? - Бережно Майкл взял ее жалкое лицо в легкие ладони, долго смотрел в набухшие слезами глаза. Его боль и благодарность заставили ее съежиться. - Эх, ты... Обманщица. У тебя неплохо получалось. Я рад, что ты уходишь. Прощай. Скажи Саре... Что я сожалею. У Бога не смею просить прощения... Слишком грешен... Иди. Ну, иди же...

Вместо того, чтобы отступить, он обнял ее в таком неистовстве, что влюбленная пара в минуту наивысшей близости не могла бы соперничать с их единением. Ангел с удивлением и горечью, глядел на окаменевших людей. Слезы выжигали Майклу глаза, горло будто удавкой стянуло, и он не был счастлив, как бы ни пытался убедить себя в обратном. Как песок уходило время, а он не в силах был разомкнуть рук. Она была ниже на целую голову, ее мокрая горячая щека впечаталась в его обнаженную грудь, его сердце оглушало ее тяжелыми ударами.

- Пора, - ангел тихо коснулся ее плеча. - Майкл, позволь ей уйти.
Медленно и обреченно упали его руки - он был готов, он отпускал ее. Но только она - не ослабила объятий.
- Нет.
- Небесный Отец ждет тебя...
- Передай, что я благодарю Его за милость и тоже не смею просить прощения.

Майкл устремил на ангела взгляд, отчаянно моливший что-нибудь сделать. Сознание того, что пытаться разомкнуть кольцо ее рук, значит - причинить боль, лишало его сил.
- Забери ее, что ты медлишь?..
- Я не могу поступить против ее воли. Свобода выбора, данная человеку, мне неподвластна. Она выбирает тебя. Точно так же она выбрала тебя, когда предстала пред судом Божьим. Он принял ее в Свою обитель, намереваясь утешить, но она умоляла позволить вернуться сюда ненадолго. Отцу пришлось ее отпустить, Майкл. Страдая в разлуке, Он послал меня за ней, хотя тоскует и о тебе. Но ты не можешь войти в Его дом, ведь ты самоубийца. Боль за тебя иссушила Его сердце.

Майкл в потрясении слушал ангела, но нельзя было вернуть ту ночь, когда он нажал на курок. Но она... Она не должна здесь оставаться. Он не имеет права отнимать у нее шанс. Не останавливаясь перед тем, чтобы сделать больно, он отодрал ее от себя. С изумлением, - точно на стену - она натолкнулась на нероницаемый прищур, чужое лицо, услышала холодный голос:
- Ты мне не нужна. Убирайся. Хватит. Всю душу вынула. Устал я от тебя. Вон, слышишь?
У него достало сил прямо и твердо смотреть в несчастное лицо. А у нее достало сил улыбнуться.

Трое громадных черных демонов ввалились в камеру, шипя, истекая зловонной слюной. К ангелу приблизится они не посмели, но и страха не выказывали - здесь, в аду, их вотчина. Прежде, чем Майкл бросился на помощь, он был отброшен к стене.
- Она наша! Прочь!
- Ты еще можешь уйти! - закричал Майкл. - Ну, же!

Ее увели. Майкл осел на грязный каменный пол, прижав к лицу ладони. Глазами, налитыми скорбью, ангел смотрел как трясутся его плечи. Затем, бесшумно взмахнув белыми крыльями, растворился в воздухе, и глухой, задушенный плач человека еще долго звучал у него в ушах.

Добавлено (10.04.09, 23:07)
---------------------------------------------
Навсегда

Если долго смотреть в небо, оно начинает отдаляться. Краски становятся нежнее, облака, пронизанные золотистыми лучами, по-неземному красивы. Так и должно быть. Что за удивительное место... Можно сотню лет валяться в высокой траве, глядя вверх, и величественная картина тебе не надоест. Не наскучит шелест листьев, ласковый ветер, обвевающий кожу, бабочки на ромашках. Сердцу положено здесь наслаждаться, так почему оно сжимается тоскливо? Почему слеза тихо ползет по виску? Почему, Сара?

Если долго смотреть на пол, прижавшись щекой к шероховатому камню, можно увидеть много интересных вещей. Глаза, давно привыкшие к темноте, без труда различают каждую неровность, совокупность которых образует замысловатый рельеф. Ничего, что осколки впиваются в кожу, это неудобство ничтожно по сравнению с возможностью вытянуть горящее от боли тело. Хорошо бы прополз муравей, ты бы, затаив дыхание, следил за его путешествием. Но муравья нет.

Есть маленькое жалкое создание, свернувшееся клубком, натянувшее заскорузлую от грязи рубаху на поджатые к животу колени. Ты знаешь, что она плачет, потому, что слышишь сдавленные звуки, похожие на скулеж щенка. Целую вечность ты баюкал ее на руках, пока она не очнулась. И между вами пролегло отчуждение. Она отодвинулась подальше, желая избежать чьих бы то ни было прикосновений. А тебе осталось впиться зубами в собственное запястье, чтобы не закричать от ненависти к себе.

Ты казнил себя за то, что не сумел ее отстоять, она раскаивалась в том, что заставила тебя мучиться сильнее, чем прежде. Хотя, сильнее, казалось, некуда. Упрекать ее было бессмысленно - все уже случилось и шанса исправить ошибку не предоставиться в ближайшую тысячу лет. Если бы тысячу... Никогда - вот страшная правда. Нет нужды держать ее за руку - демоны, глумливо хохоча, уведут ее, оставив тебя метаться по камере. Неистовее, чем когда б это ни было, ты будешь призывать смерть. А потом, обессилев, сидеть с пустыми глазами и ждать, когда ее швырнут к твоим ногам. И все повториться.

Ты возьмешь ее на руки, как ребенка, устроишь поудобнее, и, прижавшись губами к волосам, будешь укачивать. Если бы ты мог припомнить хоть одну колыбельную, ты спел бы - не задумываясь, что голос делается нелепым и тонким от слез. Все равно она не услышит. Когда она шевельнется, ты бережно уложишь ее на заплеванном полу и уберешься в дальний угол. Ты знаешь, что она поступает так же, когда демоны возвращают после истязаний тебя. Однажды ты не подал вида, что очнулся, и какое-то время не мог отказать себе в горьком блаженстве ощущать ее колени под головой. Чувствовать прикосновение кончиков пальцев ко лбу. Заметив, что ресницы твои дрожат, она осторожно уложила тебя на полу и убралась в дальний угол. С тех пор, как ее увели в первый раз, вы не сказали друг другу ни слова.

Сожалела ли она о том, что приросла к тебе, как кожа? Сожалел ли ты о том, что решил спасти невиновного брата? Сожалела ли она, что не ушла с ангелом? Сожалел ли ты, что не можешь погибнуть, пытаясь ее защитить?

Ты перестал спрашивать о Саре. Предпочел просто знать, что ее нет в живых, и ты тому виной. Предпочел просто помнить, что не смог оплакать, вымолить прощение, прошептать последнее "люблю". Пусть будет так. Кругом виновен и платишь по счетам.

Но только почему нельзя к этому привыкнуть?

В тот день демоны взашей вытолкали из камеры их обоих. Главарь придумал новое развлечение - подвергнуть их пыткам на глазах друг у друга. И как он умудрился потерять столько времени, когда мог уже давно получать удовольствие? Главная трудность заключалась в том, чтобы не позволить им лишиться сознания до того, как он со своей сворой насладиться зрелищем. Само собой, начать следовало с Майкла - он продержится дольше. Но в момент, когда железные когти впились узнику в плечи, что-то произошло.

Демоны вынуждены были оставить пленников и сгрудиться неподалеку, не в силах ни шелохнуться, ни издать хотя бы звук. В простой одежде, не имея нужды в ослепительном сиянии, как свидетельстве величия и власти, посреди пепла и горячих камней стоял Иисус. Глаза Его, устремленные на нее и Майкла, лучились любовью. Он коснулся ее пальцев:
- Я пришел за тобой, непослушное дитя.
Не произнеся ни слова, она взяла Майкла за руку. Благодарность, мольба, и твердость в ее взгляде были сильнее всяких речей.
- Я хочу забрать ее, Майкл. - Иисус положил ладонь на его голову. - Но вижу, - она не уйдет без тебя. Скажи, чего бы ты хотел больше всего? Я сделаю это. Хотел бы ты уйти отсюда вместе с нами?
Опустившись на колени, Майкл прошептал:
- Я хотел бы исправить все, что натворил... И сожалею, что это невозможно...

***
Если долго смотреть в небо, оно начинает отдаляться. Краски становятся нежнее, облака, пронизанные золотистыми закатными лучами, по-неземному красивы. Даже если опустить веки, великолепная картина не исчезает. Сотни лет пролетают как один миг - так хорошо и сладко на сердце. Только почему слеза тихо ползет по виску? Почему, Сара?

Она почувствовала, как на лицо упала тень, приглушив небесные цвета. Слегка удивленная, она еще мгновение медлила, прежде, чем открыть глаза и увидеть Майкла, державшего за руку несуразное создание в грязной рубахе с рукавами до колен.

КОНЕЦ

Слова действительно нелепы здесь. Сказать, что это чудовищно сильно? Безумно горько.... Выжигающе пронзительно? Это ничего не сказать.
Именно твое личное восприятие.... твое настолько личное отношение, оставляет в безмолвии, оставляет покоренным этим сильным чувством. И я не могу не сказать, что я действительно покарена. Покарена этой пронзительностью. Этим всеобъемлющим чувством, которое исходит из твоего сердца, и не может быть не уловлено читательским сознанием. Это чувство неимоверно сильно в тебе, и я не могу ошибиться, потому что, именно оно, словно водоворот, подхватило меня, заглянувшего в эту историю читателя, и стремительно закрутило.... И словно я сама побывала "там"... Словно сидела рядом с ними на этом оплеванном полу... чувствовала, все то, что чувствовали они.... медленно... миллионы лет... каждую строчку... каждую букву. И мое сознание поражено... этой всепоглащающей боли..... Этой совершенно безумной.... невозможной безысходности.... Этому аду... Этой убивающей боли.... этому вечному раскаянию. Я не сомневаюсь, что именно это чувство, исходящее из самого твоего сердца, позволило тебе создать это..... совершенное.... настоящее. И я говорю о тех материях, о тех чувствах, о той глубине ощущаемого, что несомненно делает это произведение совершенным. Так как безумная настоящесть описываемого, того, что в конечном итоге я испытываю, как читатель, заставляет уйти от каких-то мелких слов, или коротких абзацев, которые, возможно, зацепили глаз... Заставили споткнуться. И это гаснет на фоне этой неимоверной пронзительности этого прозведения...
Этой странной аллегорией, чем-то почти сюрреалистическим, тебе удалось заставить читателя, меня во всяком случае так точно, не только прочувствовать, но словно прожить эту вечность. Это вечное раскаяние..... когда совершенно точно знаешь, что эта вечность - навсегда.... .
Я вряд ли смогу описать свои ощущения в той мере, в которой хотелось бы, слишком, ком, сжимающий мое горло, исходит от глобального, невозможного объять сознанием, разумом, принимаемого сердцем и душой. Это более, чем быть под впечатлением. Это произведение, прикоснулось к душе.
То, как ты изобразила ад... и рай..... просто завораживает. И я не знаю чем более всего - этими странными, аллегорическими описаниями.... или этим иным слогом.... Но наверное все это вместе затавляет не просто увидеть или ощутить, оно заставляет прожить... испытать... то, о чем ты рассказываешь. Мне кажется, я не видела демонов более реально чем здесь. И не ощущала это невозможное, испепеляющее раскаяние более отчетливо, чем по мере прочтения. Оглушающе. Сжимает душу. И я словно верю именно в эти ад и рай, нарисованные тобой.... Какая-то безумная сила написанного.....

Иногда.... от добра... от нежности.. от чего то хорошего, тоже может быть больно. И это именно такой конец этого произведения. От его тонов.... какой-то светлости.... больно.... невозможно больно. Пронзительно больно.... Это безумно, до невозможности красивый конец. Испепеляющий.... от своей тонкости.... от своей красоты... оттого, что именно он в себе несет. И я снова не могу не сказать... что то место... которое ты отвела себе.... не может не захватить... не увести за собой.... не покарить. Это действительно сильно. Проложить эту настоящесть чувств... к Майклу (язык не повернется сказать персонаж после этого) не обесценив.. не стерев... не потревожив его сути.... настоящести его чувств... и тем самым, лишь усилить свое собственное место рядом. Безусловно сделав себя, и тем самым его, такими настоящими. Слишком сильны автором, испытываемые чувства, чтобы им не поверить... Чтобы суметь остаться не захваченным, не затронутым ими.

Первые части, несмотря на то, что захватили меня... захватил их слог.... их какой-то странный... настоящий оттенок.., произвели вместе с тем... необычное впечатление.. Я не могла сказать, что до конца поняла аторскую идею.... Я приняла это как аллегорию... как некое нереаллистичное.... странное... сильное. Но по мере продвижения... по мере того, как ад раскрылся... все сложилось как мозайка... как дивные, чистые, прозрачные кусочки стекла.... нарисовав нечто тонкое до боли. И вот я уже поняла и первые, оставившие во мне сомнение, части. (Сомнения идейные).... И вот по мере прочтения... я ощутила удовольствие от того, что это выстроенно именно так.... И никак иначе. (Хотя в части с проституткой Сарой..... ну не вижу я Майкла хоть тресни..... она стала для меня чем-то отдельным.... ). Ощутила какое-то эстетическое удовольствие, от того, что в первых частях эта аллегория была мне не совсем ясна. Что она раскрылась по мере горения на этом костре. Потому что, то, как именно она раскрылась... явилось некой неотъемлимой частью моего восприятия.... моего впечатления... этого сжимающего мое горло кома.

И я все же прихожу к этим простым.... и так мало отражающим мои мысли словам -
Невозможно мощно. Чудовищно Сильно. Необъяснимо Больно.

Ну и немного технических вещей... ага))))

Все как всегда субъективно)))) индивидуально. Хочется вернуться и перечитать. Хотя невозмоожно больная вещь. (от слова боль).

Я не могу отделаться от впечатления неимоврно личного в этом произведении. Личного для автора. И как мне кажется, именно это личное и смогло заставить прожить этот ад и читателя.

Облако, большое спасибо!

Стих Шмель оставил очень глубокое впечетление... своей формой, своим смыслом. И он так тонко отражает суть части, которую возглавляет.... И я бы сказала, что он, стих, и эта часть нашли друг друга....

Они словно в зеркале отражают друг в друге тот тонкий..... неизмеримо глубокий.... необъятный смысл, что несут в себе.

Случилось так, что сам твой комментарий вызвал во мне такой ком, что пришлось взять передышку)) Да, верно, фик очень личный, это бросается в глаза. Дело в том, что я не рядом с Майклом, я и есть Майкл, просто в тексте пришлось разделить "нас", а по сути его, чтобы воплощение концепта было хоть сколько-нибудь удобоваримым для читательского восприятия)
Теперь - технические моменты. По пути объединю с идейными.

Я очень ясно понимаю, что ты имеешь в виду. Хотя фик написан предельно простым слогом, не высоким (высоким слогом написан твой комментарий), есть моменты, царапающие глаз на фоне общей размеренности, строгости, мрачности, боли. Такие моменты, как ты привела в пример. Но. Не забывай, чья это речь, с кем мы имеем дело. С демоном, глумящимся над пленником, находящимся от него в абсолютной зависимости. Природа его - издеваться над чужими страданиями. Это отражается во всем его существе, и конечно в речи. Было бы странно, если б демон говорил в той же манере в какой говорим мы с Майклом или в какой ведется повествование. Эта речь призвана не только "опустить на землю", а втоптать в грязь. Она звучит так, как ей положено звучать. Ведь Майкл и демон - разной закваски. Они - контрастны, полярны, поэтому кусок с речью демона может показаться чужеродным. (Мне - не кажется)))

Представь, что это говорится, шепчется едва слышно, с опущенной головой. Запекшиеся губы, в глазах вся боль вины и отчаяния. Так оно и было, просто я не люблю слишком детализировать.

На мой взгляд это не клякса)) Еще раз: язык фика простой. Может, построение предложений делает его не совсем простым, немного необычным. Соседство коротких и сложных фраз - может, поэтому такое ощущение. А тонких материй нету, тонкие материи были в твоем комменте, который заставил меня элементарно прореветь полдня Кроме "скулежа" есть еще несколько словечек подобной "низкой" эмоциональной окраски.

Стихотворение действительно потрясающее; было написано под впечатлением от первых частей фика. Я попросила у автора разрешения использовать его для очередной части. И вообще вся эта часть со стихотворением построена фактически на одной фразе shmel, которую я разбила на две:

За что ей большое спасибо.

Наташа, спасибо. Ливанс, спасибо.

Облако, я действительно восхищенна слогом, сюжетом, тем чувством и ТОЙ СИЛОЙ, с которыми ты написала эту вещь. Скажу попросту - я ее люблю. Честно. БОльная, до потери рассудка, она такая же прекрасная в своем смысле и глубине.... Она чистая... Сметающая....

Я не стала бы апладировать созданию этой вещи лишь по одной причине - это настоящее. Испытываемое тобой со всей силой души. А значит тут нет места громким аплодисментам. Здесь есть место восхищению. Восхищению оттого, что ты способна так чувствовать. Так испытывать, думать и понимать. Это вызывает искреннее восхищение, и аплодисменты теряют свой смысл.

Я знаю, что вернусь еще не раз, и перечитаю эту вещь с чувством ничуть не уступающим в своей яркости тому чувству, которое сбило меня с ног при первом чтении. Такие вещи существуют отдельно. Они обладают своей неповтримой силой.... Которая захватив впервые, уже не отпустит... Потому что искренняя и настоящая....

Облако, спасибо большое ... ))

Спасибо тебе огромное за сопереживание

Если честно, я его не имела год назад, когда закончила историю. Боялась выставить такую интимную вещь на всеобщее обозрение. Здесь боялась. Не была готова. Но появились люди, которые смогли понять все правильно, за что им великая благодарность. Вам, милые Ливс и Наташа

А разве слезы априори свидетельствуют о недостаточной глубине эмоций? Почему я сказала, что ревела: это врезалось мне в память)) Я шла по улице, погруженная в этот мир, и люди оглядывались на тронутую, ибо плакала от боли и одновременно смеялась от счастья А мне было все равно. Что взять с сумасшедшего?

Есть у меня вопрос: когда фик был выложен на сайте Вента, некоторым читателям показалось, что я составляю конкуренцию Саре. Я была в шоке, ничего такого не подразумевалось. Хотя интима было много. Духовного. Сплошной интим, по правде. Так, не возникает ли ощущения конкуренции?

Солгу, если буду отрицать.

Облако... однажды написав так и такое, я знаю, в тебе скрывается потенциал для написания еще многого, что подобно этому, обладало бы властью проникать в душу и покарять ее силой вечного и истиного. Мне просто хочется надеяться, что обязательно появится то, что сможет захватить тебя в той же мере, то, что заставит душу пуститься в полет и просто потребует облечь в слова обуревающие эмоции... И мне хочется надеяться, что тогда ты поделишься этими новыми творениями с читателем. Потому что очень хочется этого слога и этих мыслей еще.

Ну и снова спасибо за Дорогу... одна из наиболее любимейших вещей...

Спасибо тебе