От автора: я такое (ангсто-бредовый фик очень общего характера) пишу редко...так что не особенно получается. Но раз есть потребность, - никуда не денешься.

~~~~~~~~~~~~~~

Наверно, тщеславие стареет вместе с нами. Так он чувствовал. Оно преобразуется, - его не стало меньше, но оно явно состарилось, а молодость начала раздражать.

Раньше он обожал брать стажеров, всех этих людей, - не сказать, что молодых, потому что для ФБР, как для театра, нужно созреть. Они чувствовали себя солидными и значительными, как телевизионные ведущие, а он преследовал корыстную цель, - собрать собственный штаб. Что-то вроде собственной армии. Он чувствовал, что предела своей собственной значительности еще не достиг.

Стажеры были уверены, что их смогут научить думать, а он укреплял их в их вере, которую не разделял, заявляя, что всему научился в этих священных стенах. Почти все, что он нёс перед стажерами, было сплошным враньем, кроме одного, самого главного факта: когда работает голова, из ничего рождается нечто. Знание. Руководство к действию. Из темноты и неизвестности, из потемок, которыми, как говорят, является чужая душа, проступает чей-то облик, - чем он понятней, тем уязвимее. Злоумышленники, как большие кровавые дети, - любят, когда к ним внимательны и чутки.

Чистый лист бумаги, - стажер Лэнг, - была почти ребенком, спала со своим инструктором по Квантико даже через год после выпуска, и Алекс ее не выбирал. Он увидел ее случайно в коридоре, когда она несла подшивать несколько тяжелых папок, схватил ее за локоть и спросил, не хочет ли она перейти в его группу. Она сказала, ей все равно, где перекладывать бумажки.

В первый день работы, едва он появился в кабинете, она выросла на пороге, - безынициативное, но безупречное создание на красивых, длинных и почти голых ногах, от которых закружилась голова и от которых он отшатнулся, как от пропасти. За ее коленями было не видно лиц подозреваемых. Но потом, когда она повзрослела, это прекратилось, и тогда он пожалел. Увеличивающаяся длина ее юбки словно обозначала безостановочный и скорый ход времени, которое его тоже не пощадит, - из года в год юбка становилась все длиннее, пока не превратилась в брюки. Сначала узкие. Пока еще узкие.

Она приходила раньше него и выкладывала на стол следующие вещи: ответы на вчерашние запросы, если они были, утреннюю газету, служебную внутреннюю почту, если была, очки, - все, которые нашла, - чашку кофе, шоколадную конфету и его гороскоп на сегодня.

- Гороскоп? – спросил он ее в первый день работы. – Вы издеваетесь?

Лэнг пожала плечами.

- Он вам нужен или нет?

Ей было так безразлично, что Алекс помолчал пару секунд и неуверенно кивнул.

- Да, - выдавил он. – Нужен. Спасибо.

- Сегодня по гороскопу вам привалила большая удача, сэр, - чуть улыбнувшись, произнесла Лэнг.

- Что за удача? – рассеянно спросил он, просматривая почту.

- Я.

Когда он поднял на нее глаза, ее уже не было.

Иногда он начинал орать, но ей было все равно. Иногда он рвал со стен фотографии и карты, швырялся органайзерами и крушил мебель, но она уворачивалась и, не мигая, смотрела на него строго пару секунд. Исподлобья. Он бесился от бессилия и беспомощности, но она не понимала. Иногда ему хотелось ее ударить. А однажды, разозлившись на своих агентов, он сказал:

- Мой «БМВ» - единственная полезная вещь в хозяйстве. И вы.

Он тут же прикрыл глаза и выдохнул.

- Извините, Лэнг. Я имел в виду…

- Я поняла, - она улыбнулась и вышла, бесшумно прикрыв за собой дверь.

Иногда она тоже злилась, но всегда в его пользу. Однажды Алекс слышал, как Уиллер жаловался Лэнг на нарушение инструкций и протягивал ей протокол, уверяя, что необходимо составить рапорт, чтобы не уволили сразу всех.

- Я думаю, - ответила она, пожав плечами, - нарушение инструкций, о котором вы говорите, не очень серьезное. Не стоит того, чтобы тратить на него время.

- А, - Уиллер усмехнулся и понимающе кивнул. – Да, конечно. И вы тоже из тех всех из себя отважных женщин в ФБР, которые не уважают инструкции.

И здесь она вспылила.

- Я не уважаю инструкции с тех пор, как меня трахнул инструктор, а жениться отказался. Отстаньте от меня, Уиллер. Займитесь работой.

Наверно, у нее была несчастливая личная жизнь, наверно, она вообще по большому счету была, как и он, не очень счастлива. Наверно, она была феминисткой или вроде того, но они никогда об этом не говорили. В глубине души Алекс верил, что женский мозг действительно меньше, чем мужской, и ничего не хотел об этом знать. В ФБР служили уверенные в себе представительные женщины, о которых писали в брошюрах, а в кино их всегда играла Анджелина Джоли, и, наверно, поэтому, когда они поднимались в лифте на свой этаж или ходили по штаб-квартире, у них на лицах играла эта загадочная обольстительная улыбка.

У Лэнг такая улыбка тоже была, но она держала ее про запас. Берегла для кого-то другого.

Зимой она входила в его кабинет и включала обогреватель. Летом отодвигала тяжелые шторы и открывала окно, включала и выключала кондиционер. Он никогда ни на что не жаловался, но часто слышал от нее:

- Возьмите, сэр, - она вынимала из сумки леденец от боли в горле, таблетку аспирина или витамин. Или просто конфетку. Сначала было отчего-то неловко, но потом он привык.

Она очень верила в аспирин, как все американцы.

- Если вы умерли, - съешьте банку аспирина, и восстанете из мертвых.

Она выдерживала долгие, кровавые битвы с Пэм в те дни после их разрыва, когда он не хотел ее видеть, не хотел слышать о ней и вспоминать. Она перехватывала звонки от Пэм, отправляла Пэм «ловить Жар-Птицу», - говорила, Алекс со свидетелем, с обвиняемым, у директора, на выезде, в Квантико, в Филадельфии, в Индианаполисе, в мертвецкой на опознании. Пэм никогда не обвиняла его в том, что он спит с Лэнг, но часто плакала, если он называл ее имя. Пэм знала ее голос и не могла бросить трубку. Почему-то.

Такая мелочь, - все женщины боялись Лэнг. Она умела говорить женщинам какие-то особенные, неизвестные Алексу жестокие слова, которые их подавляли и делали послушными.

Она не говорила «Я ухожу», или «До завтра», - она всегда говорила:

- Пора домой, сэр.

Он смотрел на часы и видел, что, действительно, пора.

Она никогда не опаздывала на службу и не задерживалась допоздна. Иногда она болела и громко сморкалась, просиживая над бумагами или анализируя видеозаписи.

- Возьмите больничный, Лэнг.

- Я возьму больничный, когда буду чувствовать себя получше, сэр.

Когда ей исполнилось тридцать пять, он хотел подарить ей цветы, но не решился, чтобы не выглядеть идиотом, разгуливая по коридорам штаб-квартиры ФБР с букетом. В тот день она пришла на работу как обычно, но в светлом костюме. Он пригласил ее в свой кабинет, запер дверь на ключ, опустил жалюзи и тайком, почти секретно вручил коробку конфет.

Он убедился, что поступил правильно, когда встретил в коридоре того парня из подвала, который, говорят, обосрал свою карьеру и радовался этому. Он нес букет гладиолусов, и ему было плевать, что все улыбаются и смеются ему вслед, но почему-то, проходя мимо кабинета Алекса, он остановился, протянул ему и Лэнг открытку и попросил подписать. «С Днем рождения, Скалли».

- Детский сад, - сказала Лэнг, подписываясь.

А вчера поздно вечером она позвонила ему и сказала:

- Из Фокс-Ривер сбежали восемь человек. Боюсь, сегодня не удастся выспаться, сэр. Оденьтесь потеплее.

За прошедшую ночь случилось много всего. Зашевелились старые демоны, тень прошлого накрыла, вспомнились незабываемые преступления. Угроза нависла. Так про это говорят? Совесть свело последней судорогой, и агония прекратилась, - совесть сдохла, наконец.

Утром буря немного утихла: ответы на вчерашние запросы, - ворох факсов с дегенеративными лицами беглецов на них, - газета, два служебных письма, очки, - три пары, забытые накануне в своем кабинете, в чужом кабинете и даже в мужском туалете, - чашка кофе, батончик «Марс» и гороскоп на сегодня.

«Сегодня вас ждут перемены к лучшему. Вашу удачу разделят с вами ваши самые близкие».

Очень здорово знать свое будущее.