«Боги обрекли Сизифа вечно вкатывать на вершину горы огромный камень, откуда он под собственной тяжестью вновь и вновь низвергался обратно к подножию. Боги не без оснований полагали, что нет кары ужаснее, чем нескончаемая работа без пользы и без надежд впереди…»

Иногда чувство реальности полностью уходит от меня. Я сильно сомневаюсь в том, что еще жив. Пытаюсь ощутить свое тело, его границы. Но и оно как будто уже не мое, я слабо чувствую его. Меня охватывает дикий страх. Страх того, что я уже умер. И все вокруг лгут мне о том, что я еще жив. Я не чувствую ни холода стали, ни тепла солнечного света. Ничего не происходит, когда я пытаюсь зацепиться за окружающий меня мир. Почему никто не сказал мне, что я уже умер?

И спасает в этом мраке лишь вспыхивающий огонёк зеленых глаз, который как маяк указывает путь и предостерегает от опасности. И между мной и миром возникает слабая связь – теплая рука с длинными тонкими пальцами. Я могу чувствовать ее тепло, нежную кожу, пахнущую персиком. И лишь эти прикосновения дают мне знать о том, что я все еще здесь.

Какие бы боль и страдания я не испытывал, я знаю, что не имею права обвинять в этом кого-то другого. Это был только мой выбор. Я не мог смириться со смертью брата, и мне приходиться смиряться со смертью десятков людей. Это мой камень. И я не смогу оставить его, я не смогу убежать от себя.
Из-за меня страдали самые любимые и родные люди. Люди, которые достойны лучшей жизни, нежели для них определил я. Люди, которые не достойны были такой смерти. И поэтому я выбираю самый большой камень. С самыми острыми краями.

Я создаю новые планы, пытаюсь спасти мир, избежать тюрьмы. Но есть тюрьма, в которую я уже заключен пожизненно. Я заключен туда с момента первой жертвы. Моей первой жертвы. Да, я заключил туда себя сам. И именно поэтому, никогда не смогу освободиться. Эта та цена, которую я должен заплатить.

«Презрение к богам, ненависть к смерти, жажда жизни стоили ему несказанных мук, когда человеческое существо заставляют заниматься делом, которому нет конца. И это расплата за земные привязанности…»

Огоньки зеленых глаз как светлячки разбавляют непроглядную тьму светом. Я не одинок здесь. Но когда-то эти слабые огоньки были пламенем, способным коснуться небес. Я еще помню. Она верила в то, что можно изменить мир. Во что она верит сейчас? В меня? В себя? В воспоминания, которые причиняют боль? В горизонт и океан?
Мой камень – это вечное «у меня есть план как все исправить». Когда-то я верил в это. А сейчас знаю, что есть такие дыры в жизни, которые не залатать. И этот камень срывается вниз всякий раз, когда мне кажется, что свобода уже близко.

А Она все еще идет рядом со мной. Несмотря на то, что с каждым днем мои обещания все больше и больше пахнут откровенной ложью. Но пусть она идет рядом со мной до конца. Иначе – я буду раздавлен своим камнем.
Я готов вынести все муки мира, лишь бы ей было во что верить. Лишь бы огоньки не угасли. Лишь бы она верила в то хорошее, что у нас было и… будет.

Но иногда становится настолько тяжело, что я не могу скрыть от нее весь холод своего мрака.

«Ведь застывшее от натуги лицо рядом с камнем само уже камень! Я вижу, как этот человек спускается шагом тяжелым, но ровным навстречу мукам, которым не будет конца…»

Я помню те двадцать с лишним дней липкого, омерзительного отчаянья и всепоглощающей тоски. Когда огоньки вдруг исчезли. И я ослеп в этой тьме. И ничто больше не возвращало мне ощущение реальности. И только еле уловимый запах персиков дразнил меня, заставлял тихо скулить от боли и сбивать в кровь костяшки пальцев. И до конца моих дней я буду переживать это снова и снова, напоминая себе, что для смерти достаточно исчезнуть одному маленькому огоньку.

«Скорбь слишком огромна и тягостна, невыносима. У каждого из нас бывает своя ночь в Гефсиманском саду…»

Разве это не слишком для одного человека? А ведь я не имею никакого права разделить это с Ней, как бы ей этого не хотелось. Я знаю, когда я теряю бдительность, она выкрадывает мою боль и вину. Но это только моя ноша. И как бы я не был против, у нее есть своя. И она ничуть не легче моего камня. Но я знаю, что ради маленьких зеленых огоньков, я могу взяться и за ее камень тоже. Когда она потеряет бдительность… Я все еще одергиваю себя: это слишком для одного человека. Но я это выбрал сам. И огоньки, наполненные любовью, влекут вперед, заставляют выше поднять голову и забыть о том, что силы кончились уже давно, где-то между ледяным ветром Чикаго и морским бризом Панамы.

«Сизиф, возвращаясь к своему камню, созерцая череду бессвязных действий, которая и стала его судьбой, сотворенной им самим, спаянной воедино его собственной памятью…»

И когда нам кажется, что мы можем стать легче и наплевать на все, что было, сердце пронзает тупая боль. Она не позволит забыть. Они не дадут нам забыться.
Я хочу верить, что все, кто погиб, не покинули нас навсегда. Они видят нас. А значит, мы не имеем права сломаться. А значит, мы должны жить и за них тоже.

«Сизиф учит высшей верности, которая отрицает богов и поднимает обломки скал…»

Я не хотел причинять боль стольким людям. Я не хотел, чтобы кто – либо страдал. Да, у них, как и у меня был выбор. Но этот выбор дал им я. И цена этого оказалась слишком высока. Будет предательством, забыть эту цену. Я не сильнее своего обломка скалы. Но я иду вперед. Потому что остались еще вещи в этой жизни, за которые стоит бороться. И пусть, я уже наказан за эту привязанность к огонькам и к теплу родной крови. Но я иду, склонившись под тяжестью своих грехов. Иду, потому что надежда сильнее отчаянья. И вокруг меня не пустота. Вокруг меня запах персиков и тепло, которые возвращают к жизни. И пусть я никогда не смогу освободиться от своего бремени. Но на каждом шагу меня поддерживают худенькие руки с длинными тонкими пальчиками. И, несмотря на то, что и Она катит свой камень, ее руки готовы бесконечно дарить мне нежность.

Этот камень не помешает мне превратить эти слабые огоньки в пламя, способное коснуться неба. Чтобы оценить свет, нужно познать ночь. Но тьма уйдет. Её сияние поможет мне больше никогда не сомневаться в том, что я жив. Жив для Неё. Мне под силу труд Сизифа. Тьма не сильнее любви.