1.
Мотель как мотель – обшарпанная комната, грязные стены. Обычный. Не помню, когда последний раз спал на нормальной кровати. Уже от одного этого можно прийти в щенячий восторг. Но дело не в мотеле и не в кровати – все гораздо проще и сложнее. Дело в улыбке этой девушки и в ее сияющем взгляде. Такое ощущение, что в ее глазах вспыхивают искорки, когда она на меня смотрит. А у меня в груди в этот момент замирает сердце – неужели я заслужил такое счастье?
Не помню, чтобы за последний месяц я чувствовал себя так легко и свободно. Сейчас мне даже Фокс-Ривер кажется дурным сном - многое, о чем не хочется вспоминать. К черту Фокс-Ривер! Я еще успею пожить в вечном страхе. А сейчас меня завораживает смех случайной попутчицы. ЕЕ глаза вспыхивают веселым светом, она склоняет голову набок, и у меня сильнее бьется сердце – в предчувствии чего-то хорошего.
- Мой отец – он очень строг, и когда я ему сказала, что собираюсь ночевать в отеле в одной комнате с парнем…
Иногда я просто не воспринимаю смысл ее слов. Я улавливаю нежное, мелодичное звучание голоса – и этого достаточно.
- Когда я ему сказала, что собираюсь ночевать в отеле в одной комнате с парнем – это еще ладно. Но когда я упомянула, что этот парень мне нравится...
Не нужны мне никакие деньги, и никакая Юта, а уж тем более утомительная беготня по пыльным дорогам. Я готов остаться здесь, в этой комнате до скончания века – ловить ее взгляд, слушать ее смех, целовать ее прохладные губы, на которых остался привкус текилы и лайма… или это мне кажется, потому что я тоже ее пил?... Где-то позади, в туманной дымке расплываются скитания по чужим городам, метания из стороны в сторону, когда вздрагиваешь от каждого шороха и дергаешься, когда встречаешь долгие взгляды, направленные на тебя. Привиделось, показалось – и действительность растворяется в грезах, и остается только ее прохладная кожа под пальцами и искорки в ее лучистых глазах.

2.
Федерал отпустил мою шею, и он все говорит и говорит о своей вине, переходя с шепота на крик. Я не слышу его. Я вижу у него в руке пистолет и понимаю, что сейчас будет. Что я не уйду отсюда живым. Я больше не сяду в эту машину. Еще пара минут, может, пять… ну, максимум, 10 – и меня уже не будет на этой земле.
На противоположном краю поля садится солнце. Закат слепит глаза, но я рад, что в последние минуты жизни буду видеть эту красную зарю, а не стылую темноту ночи или промозглые сумерки утра. От кого-то – наверно, от всезнающего Скофилда – я слышал, что перед смертью мозг работает совсем не так, как обычно. Как бы в ускоренном режиме. Поэтому ты успеваешь за короткий срок увидеть, вспомнить, прожить намного больше, чем в обычной жизни. Наверно, это со мной сейчас и происходит.
Мне почему-то не страшно. Я вижу не Фокс-Ривер - жирного охранник, липкие прикосновения сокамерника, свою жалкую, униженную беготню между Скофилдом и Белликом. Передо мной беснуется федерал, размахивая пистолетом – но я не хочу его видеть. Я вижу Дебору Джин, слышу ее смех, чувствую ее ласковые руки на своей коже, ее поцелуи на своих губах. Ее глаза, когда мы проснулись поутру – лучистые, мечтательные, необыкновенные. Ее удивленный взгляд, когда час назад я появился на пороге ее дома – последний раз… Наверное, это к лучшему. У нее все будет хорошо. именно потому, что меня не будет.
Махоуни стреляет, но мне не больно. Со мною Дебора Джин и Скофилд – Скофилд, которому я обязан несколькими часами недолгого счастья, который подарил мне свободу ценой своей судьбы, которому я вернул долг ценою своей жизни.
А потом наступает тьма.