They came for him one winter's night.
Arrested, he was bound.
They said there'd been a murder,
His pistol had been found.
Over the hills and far away,
For three long years he'll count the days.
Over the mountains and the seas,
A prisoner's life for him there'll be.

Здравствуй, Линкольн!
Я долго думала над обращением, и решила, что «Здравствуйте, мистер Барроуз!» будет слишком официально. Так обычно начинаются холодные бездушные письма из казенного дома. Если ты решишь, что обращение по имени фамильярно и не уважительно – я искренне прошу у тебя прошения.
Я начну с того, что представлюсь. Иначе будет просто невежливо.
Меня зовут Таня. Мне 29 лет. Я родилась в Одессе, в бывшем Советском Союзе.
В 17 лет я переехала в Израиль. Я получила право на израильское гражданство как внучка Праведницы Мира. Моя бабушка спасала евреев от нацистов во время Второй Мировой Войны.
В Израиле я прожила больше десяти лет. Получила образование. Работала социальным работником в больнице и в доме престарелых.
У меня подозрение, что ты, наверняка, не любишь социальных работников. Возможно, из-за этого ты отнесешься ко мне предвзято. И я могу это понять. Ведь очень часто, стараясь помочь, так легко нанести вред. Так легко принять решение за слабого, например, за ребенка, и сломать ему этим жизнь. Именно поэтому я никогда не работала с детьми и подростками.
В Соединенных Штатах я живу уже два года. А в Чикаго попала случайно. Переехала в поисках работы, но не преуспела. Не хватило знания английского языка, чтобы работать по профессии. Работаю в закусочной.
Моя семья осталась в Израиле, и в Чикаго у меня пока очень мало друзей.
Я приняла решение написать тебе письмо, потому что верю, что ты невиновен. Верю, что ты был осужден несправедливо и незаслуженно за преступление, которого не совершал. И я решила, что ты должен знать, о том, что есть люди, или, по крайней мере, человек, который верит в твою невиновность.
Несколько дней назад я увидела репортаж о тебе по телевидению. Важно сказать, что я принципиально не смотрю новости ни по телевидению, ни в интернете, и не читаю газет. Этот репортаж я увидела случайно, и не смогла остаться равнодушной.
Сначала я увидела на экране фотографию очень красивого мужчины. Прислушалась из любопытства. В репортаже говорилось, что этого мужчину, то есть тебя, приговорили к смертной казни за убийство, и был назначен день приведения приговора в исполнение. Но случился абсолютный прецедент, казнь отменили в связи с открывшимися новыми обстоятельствами.
Я была в шоке от услышанного. В больнице, где я работала в Израиле, мне приходилось работать с терминальными больными. Те из них, кто находились в сознании, понимали, что умирают. Но никому не дано знать часа своей смерти. И я с ужасом думала о том, что ты должен чувствовать, зная точный день и час, когда уйдешь из жизни. Как продолжать жить, когда точно знаешь, когда твоя жизнь оборвется? Сколько нужно смелости и душевных сил, для того чтобы ежедневно делать самые простые элементарные банальные вещи. Сколько смелости и душевных сил нужно, чтобы продолжать жить и не думать о смерти. Мы дышим, ходим, едим, разговариваем – это ведь все так просто. Но это так сложно, когда смерть стоит на пороге и стучится в дверь. И каждая новая минута, каждая новая эмоция, каждый новый момент, когда ты чувствуешь себя живым, радуясь ли солнцу, общаясь ли со своими близкими, предаваясь ли воспоминаниям – каждый раз это новая победа над смертью.
После этого репортажа я принялась искать информацию о тебе в интернете. Ведь когда тебе арестовали, и когда шли судебные слушанья, меня еще не было в Соединенных Штатах.
По началу, еще не очень разобравшись, я думала, что, вероятно, ты убил Терренса Стедмена. Я размышляла о том, насколько плохо относились к тебе на работе, и до какого стресса тебя довели, раз ты так сорвался и решился убить босса. Должна признаться, что жизнь не побаловала меня хорошими начальниками, и некоторых из них с бы с удовольствием пристрелила.
Но почему такой суровый приговор? Ведь это могло быть только эмоциональное убийство в состоянии стресса. Ведь часто бывает, что преступники, совершившие и гораздо более тяжкие преступления, получают наказания менее суровые.
А не по тому ли, что убитый - брат вице-президента? Но где тогда демократия? Где тогда равные права для всех?
К тому же я много размышляла, о том, почему ты не признал себя виновным. Ведь американская система исполнительной власти снисходительна к раскаявшимся. Чистосердечное признание облегчает наказание. И признавшись, можно заключить сделку и выторговать себе более мягкий приговор. Почему же ты этого не сделал?
И вдруг я совершенно отчетливо поняла, что ты невиновен. Эта мысль такая простая и естественная, почему я не поняла этого раньше? Ты не хочешь заключать сделок, ты хочешь добиться справедливости, не хочешь нести наказание за преступление тобой не совершенное.
Я читала скупые строчки в интернете, и совершенно ясно видела, что все это дело шито белыми нитками. А ты не совершил никогда проступка, за который заслужил бы сидеть в тюрьме в ожидании смертной казни.
Это все неправда, что невиновный человек не может попасть в тюрьму. От тюрьмы и от сумы не зарекайся. Никто из нас не застрахован ни от тюрьмы, не от больницы. Я сама однажды стала свидетельницей того, как на невиновного человека надели наручники, арестовали за то, чего он не делал. Кто-то, гораздо более сильный, отомстил ему за оскорбление собственного эго. Так и ты, за тебя некому заступиться, и на тебя повесили чужую вину.
Линкольн, я пишу тебе это письмо, но не знаю, что тебе сказать. Я не знаю, как найти слова, которые бы тебя утешили и поддержали. Я знаю, как найти слова, которые помогли бы тебе бороться с кошмаром, который каждый день тебя окружает. Я тебе искренне глубоко сочувствую, но разве может мое сочувствие по-настоящему помочь?
Я искренне хочу помочь тебе, Линкольн. Скажи мне, что я могу сделать. Я никогда не спрашиваю, чем помочь. Я сама всегда знаю, что делать и когда. Но сейчас я совершенно растерянна, я совсем не ориентируюсь в этой американской жизни, и только мечусь бестолково, как слепой котенок. Скажи мне, что сделать, чтобы тебе помочь. Пожалуйста. И я обещаю, что найду возможность сделать все, что нужно.
Линкольн, я по натуре атеист. Я не принадлежу ни к одной религии, не хожу ни в церковь, ни в синагогу, ни в другие молельные дома. Не праздную религиозных праздников, не справляю религиозных ритуалов. Но верю, что есть сила во вселенной, которая всем управляет. Теперь я каждый день молюсь за тебя, и прошу у всех сил во вселенной помочь тебе, отвести от тебя беду, и не позволить ничему плохому с тобой случиться.
Я бы хотела тебя увидеть, приехать навестить тебя. Но не уверенна, что ты захочешь. Возможно, ты не захочешь тратить время на малознакомого человека, и предпочитаешь проводить его с близкими. Я пойму, если так. Но если ты все же согласишься на мой визит, я буду рада приехать в любое удобное для тебя время.
Я бы хотела тебе что-то принести. Может быть, что-то приготовить специально для тебя. Я не знаю, разрешено ли приносить еду в американские тюрьмы. Если тебе что-то нужно, если ты хочешь, чтобы я что-то принесла, просто скажи мне. Я все принесу. Даже если это запрещено, я найду способ протащить.
Линкольн, я желаю тебе побольше сил, чтобы держаться, чтобы не утонуть в этом кошмаре, который окружает тебя. Я желаю тебе побольше сил, чтобы просто продолжать жить. Это так просто и так сложно. Если бы я только могла отдать тебе свои силы. Ты только держись, Линкольн…

С искренней симпатией,
и с искренним сочувствием,
Таня

P.S. Я вложила в письмо конверт с маркой, чтобы тебе было удобней отправить мне ответ. Я буду очень рада его получить.

Продолжение: Холодный ветер Чикаго