Wish You Were Here.
Me, oh, my fugitive man,
Wish You Were Here...
I wish you were here...
Don't you know the wind is getting colder?
And I miss you like hell...
And I'm feeling blue...
I miss your laugh; I miss your smile,
I miss everything about you...
Every second's like a minute,
Every minute's like a day
When you're far away...
The wind is getting colder, baby,
I Wish You Were Here...
A battlefield of love and fear,
And I Wish You Were Here...

Бывает, что ты все время находишься в ожидании какого-то события. И в этом ожидании ты, как в коконе. Ты этим ожиданием дышишь. Ты меряешь его ударами своего пульса. Ты ждешь следующей секунды бытия, потому что надеешься, что именно в эту секунду все произойдет.
Но в тот момент, когда ожидаемое случается, оно все равно застает тебя врасплох. И удивляет тебя не меньше, как если бы ты и не ждала вовсе.
Вот и я вздрогнула от неожиданности, когда зазвонил телефон. На экране высветился незнакомый номер. Но сердце забилось сильней - я догадывалась, кому он мог принадлежать.
- Алло!
- Таня?
Я узнала звонящего. Линкольн. Его голос не смог исказить даже посторонний шум в трубке. Этот мужской голос, гортанный, чуть с хрипотцой. Такой грубоватый, каким и сам Линк иногда бывает.
- Линк, милый, ты?
- Он самый, детка! Как ты?
Я представила себе, как Линк сейчас поджимает губы.
- Когда я работала в больнице, писала в файлах больных «Состояние стабильное и удовлетворительное». Вот так и я.
- Это хорошо, детка. Ты держись.
- А у самого как дела?
Линк на несколько секунд замолчал. И плохое предчувствие пробежало по нервам холодной волной страха.
- Таня, помнишь, я говорил, у нас с братом есть дело?
- Да.
- Ничего не вышло. Ничего не выгорело, детка. И теперь нам надо исчезнуть, скрыться. Мы уезжаем, маленькая.
Линк немного тяжело произносил слова. Говорил, будто тяжело ступал.
- Где ты? Я успею приехать попрощаться?
- Корабль отходит через десять минут.
- Я поняла. Не успею.
Линк звонил попрощаться. И увидеться мы не успеем. Я его не увижу. Плохое предчувствие, закравшееся мне в душу, взорвалось внутри льдинками тоскливой боли.
- Мы до последнего верили, что выгорит. А теперь у нас не осталось времени.
Линк понизил голос. Заговорил тише, и от этого более хрипло. Мне показалось, он оправдывается.
- Я понимаю, родной. Ты все правильно делаешь. Тебе нужно уехать как можно дальше. Далеко-далеко уехать, чтобы тебя не догнали и не нашли.
- Таня, я хотел попрощаться. Не хотел так уезжать. Хотел сказать тебе, что у меня все нормально.… И еще, что я о тебе думаю.
Линк стал говорить тяжелее. Каждое слово тяжелое, как камень.
- Я очень рада тебя слышать, родной.
Я старалась говорить легко, чтобы и Линку стало легче. Ведь он сейчас чувствует так же тяжело, как и говорит. А у самой рвало сердце от грусти.
- Таня, я с тобой свяжусь, когда это будет безопасно, ладно?
- Конечно! Я буду ждать.
Линк часто облизывает губы, когда говорит. И я представила себе, как он сейчас проводит языком по обветренным губам.
- Таня, я тут подумал, это… может, ты мерзнешь в Чикаго? А там, куда мы едем, будет тепло. Солнце, море, пляжи, пальмы… Может, ты захочешь ко мне приехать?
Приеду! Прилечу! Приплыву! Пешком прейду! А не смогу идти – приползу на брюхе…
- Захочу, милый. Ты мне только скажи, где ты будешь, и я найду способ туда добраться. И знаешь еще что? Даже если там не будет моря и пальм – я все равно приеду.
Я почувствовала, как Линк улыбнулся. Услышала его улыбку.
- Отлично, детка! Я тебя буду ждать. Я тебе позвоню, когда будет безопасно. Обещаю. – Линк несколько секунд молчал. Я почти видела, как он снова облизнул губы. – Я скучаю, детка…
- Я тоже, милый. Тоже скучаю.
- Ладно, маленькая, мне пора заканчивать. Корабль уже отчаливает. Ты береги себя.
- Ты тоже, родной! Легкой тебе дороги. Целую тебя.
- Я тебя тоже целую, детка.
Щелчок. И трубка затихла в моей руке. А я прижимала ее к уху, вцепившись с нее пальцами до боли в костяшках, будто она еще что-то могла мне сказать.
Холодный ветер, хозяйничающий на улицах уже несколько дней, казалось, залетел мне в душу. И разгулялся там своим тоскливым воем. Стонал и плакал ледяным отчаяньем одинокой боли.