Персонажи: Пол Келлерман, Дэнни Хейл, третьи персонажи.
Рейтинг: R (таки NC ещё предстоит).
От автора: два с половиной месяца спустя я таки сделала это. Спасибо всем, кто ждал и дождался.
От автора 2: Вступление посвящается Дэнни Крэйну и Алану Шору – нежно мною любимым розовым фламинго с сигарами и бурбоном. Небольшой кросс-овер с Boston Legal.
От автора 3: да простят меня водолазы за какие-то неточности.

Заплыв на глубину

Июль 2005 г., Чикаго.

Молоко, хлеб, паштет… Келлерман быстро перебирал в уме незатейливый список продуктов, которыми собирался отужинать сегодня. Сил на готовку не было. Да и вообще… Вся эта кулинария, рецепты – всё это было словно совсем из другой жизни, и этому больше не было места в двадцати четырёх часах его ежедневного времени, восемнадцать из которых принадлежали ФБР.

Он зашёл в супермаркет, осторожно двигаясь в толпе покупателей, стараясь оставаться не замеченным. В глубине магазина, в отделе спиртных напитков шумела небольшая компания одетых в дорогие костюмы мужчин. Адвокаты, празднующие победу в суде: кто-то из них восторженно цитировал куски из, по всей видимости, блистательной заключительной речи своего коллеги. Остальные громко ржали и ободряюще хлопали виновника торжества по плечу. Тот периодически оглядывался, довольно ухмылялся, тыкая в какие-то дорогие бутылки на прилавке.

- Алан, бери этот чёртов бурбон, и пошли отсюда, - недовольно пробубнил один из адвокатов – ему было не меньше семидесяти, но его цветущий вид говорил о блестящей карьере и высоком положении. На груди через распахнутое кашемировое пальто виднелся ярко-розовый галстук и в тон ему атласный платок в петлице. - Не понимаю, почему мы не зашли к Стиву.

- Мой дорогой друг, к Стиву далеко, а мы собираемся отметить мою первую после ухода Тары победу в суде до того, как её самолёт приземлится в аэропорту Хилтон, – лениво растягивая слова, произнёс Алан. Он был почти вдвое младше своего коллеги, рыхловатую фигуру с трудом удерживал красивый костюм, а в рыжеватых волосах проскальзывала седина.

- Так к чему экономить на выпивке?.. – искренне удивился товарищ постарше. – Война, женщины, выпивка и сигары – мы, американцы, не должны жадничать с такими вещами. Ведь так, солдат?..

Последнее было адресовано ему, и Келлерман вздрогнул от неожиданности. Сдержанно улыбнувшись, он коротко кивнул и сделал вид, что очень занят выбором чилийского вина.

- О, дружище, расслабься, я вижу, ты достойный парень, - старый адвокат подмигнул ему и протянул не понятно откуда взявшуюся визитку. – Дэнни Крейн. Ни одного проигранного дела в суде.

Пол взял белоснежную карточку и, вновь кивнув в знак благодарности, осторожно скрылся за рядами с минеральной водой.

Келлерман не любил адвокатов. Их необходимость он принимал как существующий факт. И этот напыщенный моложавый старик вызывал в нём волну раздражения. Они могли перевернуть всё с ног на голову, сделать чёрное белым, а день назвать ночью. И эти были явно одни из тех, у кого это получалось лучше всего. Ему приходилось часто иметь дело с адвокатами, когда он работал на Кэролайн. И он продолжал работать с ними сейчас. Ко всему прочему, они ещё обладали какой-то почти кошачьей интуицией. Келлерман был профессионалом своего дела, но он знал по опыту, что ничего не может утаить только от двух категорий людей – женщин и юристов.

Потеряв к покупкам остатки интереса, он быстро выскользнул из супермаркета на темнеющую улицу и, спрятав руки в карманы неприметной дешёвой куртки, направился домой.

Осторожно войдя в подъезд, он прислушался. Проверив лестницу, бесшумно поднялся на свой этаж. Он давно уже не пользовался лифтом.

Обычное многоэтажное здание с одинаковыми квартирами – это было именно то, что нужно. Он переезжал каждый месяц, как только соседи начинали здороваться с ним. В таких местах было легко оставаться не узнанным и незамеченным, а даже если его найдут, у него будет время скрыться. День за днём проводя за допросами в Бюро, каждый вечер он возвращался в эту холодную безликую квартиру, где никто и никогда его не ждал.

Он вновь вспомнил адвокатов в магазине. Дорогие костюмы, друзья… Ничего из этого у него больше не было. А было ли вообще когда-то?.. Он носил бесформенные футболки, старые потёртые джинсы. Его одежда символизировала его жизнь: бесформенную, наполненную постоянной не проходящей усталостью.

Женщины?.. Он усмехнулся. Одни предали его, других предал он, кого-то даже пытал… В любом случае, ничего из этого не меняло реальность. Он по-прежнему был тотально одинок.

Выпивка и сигареты?.. Он никогда не курил и почти никогда не пил. Сначала воспитывала Академия, потом не позволяла работа. Из них двоих с Кэролайн в тяжёлые минуты хоть кто-то должен был оставаться трезвым.

Война?.. О да!.. Она всегда была с ним. Наблюдала его рождение, следила за ним в детстве и забрала его себе, едва он научился говорить. Всю свою жизнь он отдал ей: Вест Пойнт, Ирак, Секретная служба... Он продолжал воевать и сейчас. Он чувствовал себя так, словно побывал на фронтах всех войн мира, переходя с одной стороны на другую, меняя противников и союзников, изменяя самому себе, калеча свою душу. И он в который раз мысленно возвращался туда, откуда всё начиналось, перебирая в уме невесомые далёкие воспоминания – сладкие и мучительные, кадры из другой его жизни – жизни высоких и незамутнённых чувств и идеалов, красивых поступков и правильных мыслей. Жизни, из которой он помнил все рассветы и закаты. Где были друзья и любимые. Жизнь, которую забрала война и та, что её олицетворяла.

Сентябрь 1988 г., штат Нью-Йорк.

Далёкий перелив колоколов в часовне кадетов высоко в горах над Вест Пойнтом возвещал о начале нового дня. Гудзон бурлил грязными серыми потоками ночного дождя, но небо над Академией было ясное. Начиналась романтичная пора той самой осени, которая наполняла сердце ностальгией по чему-то невероятно прекрасному, оставляя в душе чувство сладкого удовлетворения от того, что всё, что было задумано, сделано, и есть время полюбоваться золотыми листьями, вдохнуть свежий воздух со вкусом утренней росы и медленно бродить по парковым аллеям.

Дождь ещё срывался с туч, которые торопливо гнал по небу осенний ветер, оставляя на ровном асфальте внутренней площадки продолговатые мокрые пятна. На построении царила полнейшая тишина, слышно было только, как высоко на древке трепещет звёздно-полосатый флаг. Ровная серая шеренга неподвижно застыла перед сержантом. Тот неспешно прохаживался вдоль стройных рядов кадетов. Наконец, он остановился перед одним из них и, выдержав красноречивую паузу, выкрикнул:

- Кадет Гилмор!.. Как вам спалось сегодня?

- Хорошо, сэр!.. Спасибо, сэр!.. – кадет не двигался с места, стараясь не смотреть сержанту в лицо, хоть тот возвышался прямо перед ним. Пунцовый румянец на щеках парня выдавал его волнение.

- Вы выспались, кадет Гилмор? – продолжал интересоваться сержант громко и спокойно, на всю площадку чеканя каждую букву.

- Да, сэр!.. Спасибо, сэр!.. – ответил кадет, покраснев ещё сильнее.

- В этом причина того, что вы опоздали на построение, кадет Гилмор? - в язвительных фразах сержанта не было ни тени улыбки.

Курсант молчал. Его лицо было уже багровым, казалось, что каждая клеточка лицевых мускул горит изнутри.

- Я не слышу вас, кадет Гилмор!.. – гаркнул сержант ему прямо в лицо так, что у того зазвенело в ушах.

- Сэр, да, сэр!..

- Нация не сможет положиться на вас, кадет Гилмор, - поморщился сержант, окинув его презрительным взглядом. – Вы позорите американскую армию.

После этих слов кадет как будто стал меньше ростом. Губы его дрожали.

- Рота!.. Пробежка десять километров!.. – выкрикнул сержант, отступив назад так, чтобы видеть всех. – Помогите кадету Гилмору проснуться!..

Шеренга послушно двинулась с места. Сержант криво усмехнулся, глядя им вслед. Можно представить, что ждёт беднягу Гилмора: всю следующую неделю его будут будить всей ротой.

Сержант ещё задержался на пару минут на площадке: выправка его не изменилась, но чувствовалось, что мысли его уже далеко, и он наслаждается этими первыми днями настоящей осени. К нему присоединился такой же, как он, кадет-старшекурсник, командующей ротой, занимающейся неподалёку.

- Ну, что, Келлерман, идёшь сегодня на тренировку?.. – насмешливо спросил он.

Пол улыбнулся, и улыбка эта была снисходительной. Он никогда не пропускал занятия в клубе аквалангистов. Тем более, сегодня. Сегодня был особенный день. Сегодня была его первая тренировка в клубе в качестве капитана команды подводников.

- Постарайтесь не опаздывать, сержант Блэкфут, - сказал он негромко вместо ответа, пристально глядя в глаза собеседнику, так, что тот невольно сделал шаг назад. Не оборачиваясь, Келлерман чётким, уверенным шагом покинул площадку. Блэкфут нервно улыбнулся и обернулся, чтобы убедиться, что в этот момент никто его не видит.

- Эй, Томпсон!.. Как ты вышагиваешь?.. – резко закричал он одному из своих подопечных, чересчур поспешно приближаясь к линии выстроившихся кадетов. Он представлял, что бы он сделал сейчас, чтобы раз и навсегда стереть ледяную улыбку с лица Келлермана. Но тот, к сожалению, был уже недосягаем для него.

* * *

… В какое-то мгновение пришло к нему это чувство, это понимание того, кто он такой, что он делает, – это устойчивое ощущение своего места под солнцем. Он не помнил, когда конкретно это произошло, кажется, это были последние дни августа. Или середина месяца. Впрочем, это было совсем неважно, потому что он всё равно был уверен, что это произошло осенью. Он почувствовал себя неотъемлемой частью Академии, отдельным её органом, дышащим и чувствующим в такт её сердцебиению. В толпе он мог отличить своих: нет, не солдат, не людей армии – он мог отличить кадетов Академии. Они выделялись из толпы, словно пришельцы, жители другого континента или страны. Они могли соревноваться между собой на площадке, да они, собственно, и не делали ничего другого – так было построено обучение в Вест Пойнте. Но каждый раз, когда он видел своих где-то вне серых стен Академии, на душе становилось теплее. Чувство сопричастности с этими каменными стенами, высокими холмами и шумом Гудзона не обременяло его тягостным чувством зависимости – наоборот, это делало его сильнее, смелее, увереннее в себе.

Он не мог в точности понять и объяснить даже самому себе, как это случилось, но с того самого момента, он почувствовал, будто перешёл на новый уровень. Всё изменилось. До этого он боролся абсолютно за всё: за место в команде аквалангистов, за лучшие результаты на учениях, за лучшие выступления на занятиях... Нет, он и сейчас не переставал прилагать усилия, чтобы добиться желаемого, но получалось всё существенно легче, как будто теперь он был не один и ему помогал кто-то. И этот кто-то была сама Академия.

Он привык мыслить конкретными категориями, и его новые внутренние ощущения имели вполне конкретное воплощение в реальной жизни. Он интуитивно нащупывал варианты ответов, которых не было в учебниках, и преподаватели довольно кивали. На поле он действовал по наитию, и потом, когда оказывалось, что его поступки были оптимальными в заданной ситуации, он получал похвалу тактических офицеров. Ему порой казалось это немного нечестным, но Академия была на его стороне.

Сам образ его изменился. И дело было совсем не в том, что плечи его раздались вширь так, что форму приходилось пару раз перешивать. И не в том, что он стал на несколько дюймов выше. Его движения стали более расслабленными, но более точными, в глазах появился стальной уверенный блеск. Это необъяснимое единение с Академией открыло ему путь к новым ресурсам – ресурсам куда большим, чем его собственное тренированное тело и острый ум. И этими ресурсами ему только предстояло научиться пользоваться.

Летом после окончания учений для второго курса кадетов в лагере Бакнер недалеко от Академии, а с ними и успешного окончания своего второго года обучении в Академии, Пол отправился на заслуженные каникулы, которые он провёл в Калифорнии, где училась Ким. Отношения с ней развивались стремительно в силу отсутствия каких-либо условностей. В самую первую их встречу на Дне благодарения у Хейлов она во всех смыслах взяла инициативу в свои руки, и с тех пор всё складывалось в заданном ею направлении. Ким была на пять лет его старше, его смущение и сомнения были ей знакомы, но уже давным-давно оставлены ею позади. С ней Пол чувствовал, что ему не нужно соответствовать никаким критериям: не нужно бегать быстрее всех, стрелять точнее всех, не нужно побеждать всех своих противников в спарринге – всё то, за что любили его девушки в Академии, чем восхищались в крохотных записках, которые он периодически находил в свежем постельном белье, принесенном первокурсницами, - всё это не имело никакого значения для Ким. Даже наоборот: она явно скучала, когда он рассказывал о своих достижениях в Вест Пойнте. Она добросовестно пыталась проявлять искренний интерес к его увлеченным рассказам, но уже на пятой минуте его монолога она начинала весьма красноречиво улыбаться и расстёгивать пуговицы на его рубашке, запуская горячие пальцы под плотную ткань, – и говорить дальше было уже просто невозможно.

В самом начале второго года обучения на праздновании ребята по команде подводников познакомили его с Матушкой Терезой. Тереза работала в одной из гостиниц городка Академии, ей было слегка за тридцать, она носила яркие платья и тонкие чулки и славилась тем, что очень любила приютить на ночь юных кадетов, которые прибегали к ней по выходным «на чашку чая». «Чай» Терезы пользовался среди молодых сержантов большой популярностью, старшие офицеры смотрели на это сквозь пальцы, мудро полагая, что лучше в такие вещи не влезать, тем более, что на учебе курсантов в Академии это никак не сказывалось. Тереза выделяла Пола среди других, всегда уговаривала остаться у неё подольше и предсказывала ему большое будущее. Полу нравилась Тереза. Ким он предпочитал о ней не рассказывать, хотя предполагал, что её абсолютно свободный характер, доставшийся ей, видимо, из прошлых жизней, не знает такого понятия, как ревность.

О том, что его выбрали капитаном команды аквалангистов, Пол узнал сразу по возвращении из Калифорнии. Решение было почти единогласным. Пол далеко не всем нравился, но отрицать его профессиональные качества как подводника и талантливого лидера было трудно даже тем, кто его не особенно жаловал. Он знал, что его считают чересчур амбициозным. Но кому, как не ему, было знать, на что он действительно способен?.. К тому же в Вест Пойнте никогда не считалось зазорным ставить перед собой смелые цели. Высокомерный и холодный… Что ж, пусть так, размышлял Пол, считая, что это куда лучше, чем когда сокурсники садятся тебе на голову. В его же случае, каждый хорошенько подумает, прежде чем обращаться к нему со всякой ерундой. Он не собирался разносить постельное бельё до самого своего выпуска.

Но даже несмотря на то, что он был абсолютно уверен в заслуженности своего повышения, перед собранием в клубе он немного нервничал.

- Да расслабься, старик, - подбадривал его за обедом Дэнни. Это был его универсальный совет. Пол только ухмыльнулся в ответ.

Он продолжал общаться с Хейлом, хоть они уже и не были соседями по комнате. Система ротации в Академии была направлена на сплочение корпуса кадетов, и в каждом новом учебном году соседи по комнате менялись. Пол привык к Дэнни, к тому же, их сближали отношения Келлермана и Ким, хотя Дэнни об этом даже не догадывался. Как и с Ким, в присутствии Дэнни, с которым он не ощущал конкуренции, Пол мог расслабиться. Дэнни принимал его таким, каким он был – без его достижений, понимая, что соперничество бессмысленно. И хотя Келлерман долго не мог поверить в то, что человека можно любить просто так, ни за что, ему это было приятно. Дэнни об этом он, конечно, никогда не говорил. У Хейлов, видимо, это было семейное. В их доме всегда было тепло, вне зависимости от погоды; ему там всегда были рады. Их любовь, внимание и заботу не нужно было заслуживать и отвоёвывать. Хотя внимание заслуженное было для него, безусловно, намного слаще.

- Всё будет хорошо, - уверял его Хейл, отправляя в рот большой кусок вишнёвого пудинга. А Пол только снисходительно улыбался и качал головой. Дэнни никогда не покидало это странное и, с точки зрения Келлермана, абсолютно ничем не обоснованное чувство уверенности в том, что всё в конечном итоге будет хорошо. Он так часто это повторял, что Пол даже начал думать, что Хейл занимается какими-то таинственными практиками нейро-лингвистического программирования. Никаких логических объяснений своему несомненному выводу по любой их беседе Дэнни никогда не приводил. Он просто знал. Знал и твёрдо в это верил. Утешения эти никогда не достигали цели, потому что просто проникнуться этой полудетской верой друга в чудо-несмотря-ни-на-что у Келлермана не получалось.

Пол с досадой заметил, что от волнения у него неприятно стягивает запястья и холодеют кончики пальцев. Он вспомнил об Анджеле. Впрочем, он никогда не забывал о ней. Он не смог бы, даже если бы очень захотел. Она всегда казалась ему идеалом – прекрасным, далёким и почти нереальным, как будто он и не встречал её никогда, а только однажды увидел во сне. Сейчас он вдруг подумал, что у него, возможно, впервые появился шанс по-настоящему приблизиться к ней. И от этого неожиданного открытия его охватила паника.

Все организационные собрания клуба аквалангистов проходили в старой смотровой крепости, которая два десятилетия назад была специально переоборудована для занятий клубов подводников и парашютистов, изредка там проходили занятия по военной стратегии.

Едва он вошёл в комнату, все, словно по команде, обернулись и затихли. Ноги словно сами несли его в сторону книжных шкафов, подальше от центра комнаты, где не хватало только света софитов. Он чувствовал, что не готов был ещё к такому количеству внимания. Это была не рота зелёных плебеев, это были люди, уважение которых было ему важно. К тому же, если бы он остался стоять посреди комнаты, это выглядело бы чересчур карикатурно. Он чувствовал, как спиной его возобновился разговор о новых моделях регуляторов с октопусом, затихший после его появления, и с облегчением вздохнул.

Но времени у него было совсем немного. В течение десяти минут команда собралась, тренер МакФарлен вышел к широкому дубового столу, что означало, что первое в учебном году собрание было официально открыто. На фоне карты восточного побережья на стене, облокотившись о стол и скрестив руки на груди, широкоплечий капитан МакФарлен выглядел очень эффектно. Эдакий Мистер Америка. Половина первого курса девушек-кадетов мечтали попасть в клуб только ради него. Вот уже девять лет он был бессменным тренером команды аквалангистов, и он любил это занятие, хотя основной его специализацией считалась военная стратегия.

- Всех приветствую в новом году, - МакФарлен блеснул широкой белозубой улыбкой, - как вы все уже, наверное, знаете, в составе нашей команды произошли небольшие перемены. Нас покинул наш капитан Алекс Мейнфилд, теперь уже наш выпускник. Я представляю вам нового капитана, который возглавит команду на весь следующий год до следующих перевыборов. Прошу приветствовать кадета второго класса, старшего сержанта Пола Келлермана.

У них не было принято аплодировать друг другу – это было дёшево и чересчур театрально. В гробовой тишине под любопытные взгляды товарищей по команде Пол пересек зал. Капитан ободряюще похлопал его по плечу и уступил своё место. Пол взглянул перед собой, и вся паника вдруг куда-то исчезла. Он был на своём месте, он его заслужил, какого чёрта он боялся всё это время?.. Не Анджела стоит на этом месте, а её расчудесный Уокер даже не прошёл отбор в команду. Не ей его оценивать. Он получит её. Неприступную, гордую – он единственный, кто заслуживал её.

- Я приветствую всех ещё раз, - Келлерман улыбнулся. Улыбка получилась какой-то кривоватой – он не умел улыбаться так, как МакФарлен, - Алекс обещал по мере возможности присоединяться к нам, мы не теряем с ним связи. Но я надеюсь, что со мной вам скучать не придётся.

По залу прокатился лёгкий смешок, Пол удовлетворённо улыбнулся и многозначительно посмотрел на Анджелу. Поначалу она спокойно выдерживала его взгляд, видимо, не предполагая ничего личного, но вскоре он заметил лёгкий румянец на её щеках – она поняла, что новый капитан команды смотрит на неё не просто так. Полу понравилось. Каждый раз сердце грозило остановиться, когда их взгляды пересекались, но он был в восторге от этого ощущения. Он не отводил глаз, он задыхался, но ему нравилось это состояние. Его влюблённость вдруг стала реальной, когда её заметила Анджела.

- Среди ближайших планов – ночное погружение на рэк, - продолжал Пол спокойно. - Первый месяц займут тренировки, подготовка оборудования.

Вдруг его тон поменялся. Голос стал мягким, почти медовым. Он говорил с ней. Пусть даже этого никто не замечал.

- Я знаю, мы не пробовали этого раньше, но мне кажется, что сейчас самое время. Мы хорошо подготовлены, - и он вновь улыбнулся.

- Я уже присмотрел место. Мы с капитаном ездили туда – никаких препятствий нет.

Стоящий в стороне МакФарлен утвердительно кивнул. Пол почти не сводил глаз с Анджелы, ему казалось, что, кроме них, в комнате больше никого не было, и вся его речь приобретала странный двусмысленный оттенок, понятный только им обоим. Анджела краснела, она оглядывалась по сторонам, будто искала куда пересесть, а Келлерман невозмутимо продолжал:

- Естественно, нужно будет поменять кое-какое оборудование. Это я беру на себя. Я подготовил необходимый теоретический материал, часть я расскажу сегодня, на следующей неделе попробуем оборудование.

- Мы будем заплывать по одному? – раздался неуверенный вопрос.

- Это исключено, - Пол про себя почти возмутился этой глупости. – По одному слишком опасно.

- Тем более в первый раз, - вновь поддержал Пола МакФарлен. – Риск слишком велик. Мы заинтересованы в том, чтобы доставить вас обратно в Академию живыми и здоровыми и, желательно, без баротравм. Мы с Келлерманом сделали необходимые замеры, когда были на месте, но об этом, думаю, он расскажет вам сам.

Пол кивнул. Сейчас он был в безопасности: рассказ о найденном рэке – так аквалангисты называли затопленные объекты – доставлял ему удовольствие. Сама по себе идея – заплыть ночью на затонувший корабль – была дерзкой. Дерзкой, как он. Погружение на рэк и ночные погружения, каждое по себе, были довольно непростой задачей даже для опытных аквалангистов. Пол решил пойти дальше и совместить их. Все учебники и инструкции категорически не рекомендовали погружаться на рэк ночью. Но это только распаляло его.

Он проделал огромную работу по поиску и изучению рэка. Словно детектив, он изучал морские карты: место нахождения рэка на опасной для судоходстве глубине всегда там отмечалось. Он расспрашивал местных рыбаков, которые могли знать о затонувшем объекте по успешному лову рыбы и зацепу сетей. Он использовал эхолот и магнетометр, с маркировочными буями фиксировал местонахождение находки, затем вместе с МакФарленом погружался на глубину для детального изучения и пеленгации объекта. Каждая мелочь имела огромное значение. Видимость в районе объекта, препятствия, положение корабля, его груз, окружающие условия, происхождения, возраст, глубина, температура и содержание соли, положение, течения – уточнение всех этих сведений заняло у них пару месяцев непрерывной работы. И он с гордостью рассказывал сейчас о её результатах.

- По данным исследователей национальной федерации на дне Великих озёр находится порядка семи-восьми тысяч кораблей, как правило, затонувших там во время зимних штормов. Плавать там – опаснее, чем в любом из океанов, так как в любой момент по непонятной причине там возникают сильные штормы, - Пол с удовольствием вслушивался в окружающую его тишину, среди которой звучал его голос. Ему удалось заинтересовать их. – Каждый год аквалангисты обнаруживают там затонувшие корабли, которые до этого числились в списках пропавших. Тот, который обнаружили мы, - это неопознанное торговое судно. Длительность нахождения под водой – не меньше пяти лет. Грузовой трюм завален ёлками, поэтому мы сделали вывод, что судно затонуло в ноябре-декабре 1983-го года, и, действительно, приблизительно в это время была потеряла связь с судном «Дайнер», перевозившим рождественский груз через озер Верхнее…

Его рассказ был долгим и увлекательным. Слушатели делали пометки и почти не задавали вопросов – его исследование включило все возможные варианты, охватило все вопросы – потому что он сам не раз задавал их и себе и не успокаивался, пока не находил ответ. Эта команда отныне была под его ответственностью, и он старался сделать всё возможное, чтобы непредвиденные обстоятельства не стоили им здоровья или жизни любого из них. На глубину этого озера, на тёмный затонувший корабль он словно приглашал Анджелу на их первое свидание и не мог допустить и мысли, чтобы с ней там что-нибудь случилось.

Закончив рассказ, он вновь обратился в зал, и увидел, как все затаили дыхание, словно не перечислял он сухие технические подробности о заурядном затоплении торгового судна, а описывал гибель военных кораблей в средневековье, погрузившихся на дно после долгой битвы. Кадеты слушали его, как обычно слушали МакФарлена, и никогда - Мейнфилда, который хоть и был профессионалом в погружениях, никогда особо не выделялся на фоне остальных. Пол удовлетворённо кивнул.

- Если нет вопросов… - он на мгновение замолчал, обведя взглядом притихшую аудиторию. Но вопросов не было. Да он бы и удивился, если бы они были. И он продолжил:

- Я разбил нас по парам, в которых мы будем тренироваться и собственно осуществлять погружение, - и он вновь взглянул на Анджелу. – Состав групп почти не изменился с прошлого года… - он вдруг остановился. Он понимал, что именно в этот момент выходит из тени. И дальше уже ничего не сможет изменить. Он больше не будет её тайным поклонником, вновь и вновь прокручивающим сцену у озера, она будет знать о его чувствах. Но назад возвращаться не хотелось. Он уже был там. И ему хотелось другого.

- Я поменял местами Айкронса, Митчелла, Бростоффа и Холлстэд. Со следующей недели Айкронс тренируется с Берком, Митчелл – с Бростоффом, а Холлстэд становится в пару со мной, – отчеканил он безапелляционно.

Среди членов команды послышалось удивлённое перешёптывание. Все переводили непонимающий взгляд с Келлермана на МакФарлена, но тренер делал вид, что не замечает. Анджела не сводила глаз с Пола, как будто пыталась прочесть его мысли и понять, что же он затеял. Он спокойно выдержал на себе этот взгляд.

- Келлерман, но за два года мы сработались в своих парах. Мы знаем друг друга. Есть ли смысл что-то менять? - осторожно переспросил сержант Бростофф, оглядываясь на товарищей по команде, словно пытаясь заручиться их поддержкой.

- Теренс, речь идёт не о задушевных беседах про любимые фильмы и песни, - губы Келлермана вновь изогнулись в кривоватой усмешке. - Мы ведь не изучением подводной жизни кораллов тут занимаемся. В критической ситуации повезёт, если рядом окажется хоть кто-нибудь, и нужно уметь работать с разными партнёрами.

На этом все возражения и расспросы о работе закончились. Они утвердили расписание занятий, план действий на ближайший месяц и на том разошлись. Келлерман был доволен встречей. Он был доволен собой, доволен своим выступлением, доволен был тем, как смотрела на него Анджела.

- Келлерман! – услышал он за спиной, едва выйдя за дверь, и, не веря самому себе, обернулся. Он хорошо знал этот голос.

Перед ним стояла Анджела. Рядом с ним она оказалась удивительно маленькой, хоть обычно и возвышалась в рядах своих сокурсников.

- Сержант? – спокойно переспросил он, чувствуя, что сердце с трудом сохраняет прежний ритм. Не в силах сдержаться, он откровенно любовался тонкими чертами её лица и изумительным цветом глаз.

- Это было не очень мудрое решение, - он давно заметил, что она предпочитает говорить то, что думает, - прямо и без излишних прелюдий. Ему это нравилось. Ему всё в ней нравилось.

- Может быть, - он пожал плечами. – Но оно окончательное. Нам придётся узнать друг друга получше.

Какое-то время она молча вглядывалась в его лицо, пока, наконец, не вымолвила:

- Сержант Келлерман, мне кажется, или вы мне хотите что-то сказать?..

Выступление в клубе и поддержка МакФарлена сделали его чуть смелее, чем обычно. Он словно опьянел от внимания, от головокружительной близости к ней – впервые за всё это время. Сделав решительный шаг вперёд, он положил руку ей на живот, легко толкнул к стене и, прежде чем Анджела успела опомниться, прижал её к шершавым тёмным камням, навалившись всем весом своего тела.

- Сержант, что вы делаете? – обычное бледное, лицо Анджелы вспыхнуло, она попыталась освободиться, но тщетно.

Пол крепко держал её, не зная, что делать дальше. Он чувствовал цветочный аромат её волос, сладкий, словно мёд, и с каждой секундой голос его разума становился всё тише. Он растерянно и отчаянно смотрел на неё не в силах произнести ни слова. Ощущение близости её тела прогнало прочь все сомнения, он чувствовал, как часто вздымается её полная грудь под серой рубашкой, внизу всё тяжелело, ноги затекли, его тело отказывалось ему подчиняться.

- Келлерман, отпустите меня!..

- Я хочу вас, Анджела, - зашептал он страстно, не узнавая собственный голос. Он звучал откуда-то издалека – хриплый, сбивающийся. – С самого первого дня, как увидел. Хочу встречаться с вами, держать вас за руку, хочу быть с вами, – пылко произносил он такие желанные фразы.

- Нас увидят, уберите от меня руки!.. – она с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик.

- Анджела…

- Ненормальный!..

Сильным толчком, словно она вложила в него последние свои силы, ей, наконец, удалось столкнуть его с себя – частично потому что Пол уже едва понимал, что с ним происходит. Щёки её горели, она готова была испепелить его одним взглядом. Пятясь назад, девушка озиралась по сторонам, как будто пытаясь найти свидетелей произошедшего. Она убирала со вспотевшего лица яркие вьющиеся пряди, глядела на него, не моргая, пока, наконец, убедившись, что он не собирается преследовать её, не зашагала прочь.

- Я добьюсь вас!.. – крикнул он ей вслед и закрыл лицо руками.

Это было уже совсем наивно и так глупо – он не мог поверить, что сказал и сделал это. Он ещё до конца не осознавал, каким безрассудным был его порыв. В считанные минуты он всё разрушил своими руками. Всё, что досталось таким трудом, ради чего не спал ночами, к чему стремился, чего так желал. Он не представлял, что был способен на такое, но, увы, её он желал намного сильнее.

Теперь Анджела расскажет обо всём МакФарлену: что он отобрал её в свои партнёры из-за личной заинтересованности, что приставал к ней... Его отстранят от занятий, будет разбирательство – вся его карьера в Вест Пойнте сейчас была поставлена под угрозу. О дальнейших тренировках в клубе аквалангистов и говорить смешно. Всё, за что он боролся, - он всем рискнул ради минутной слабости. Вот, что она делала с ним.

Прислонившись к стене, он тихо стонал, с трудом приходя в себя. Униженный и отвергнутый, он чувствовал себя абсолютно несчастным, словно всё в мире для него сейчас потеряло смысл.

Всю следующую неделю он жил в обречённом предвкушении скандальной сенсации. Один из лучших кадетов обвинён в сексуальных домогательствах. О, об этом будут говорить весь год!..

Но неделя прошла тихо. На следующую тренировку он шёл с тяжёлым сердцем. Он даже не подготовился к занятию, понимая, что раз уж Анджела до сих пор не подала официальную жалобу администрации, то она непременно поведает обо всём МакФарлену, и тогда с тренировками можно будет попрощаться. Но это было меньшее из того, что с ним могло случиться, он был благодарен ей за это и готов был понести любое наказание.

К его удивлению, МакФарлен встретил его обычным приветствием, а занятие прошло без особых сюрпризов, кроме того, что они обнаружили, что некоторым членам команды не помешают более частые тренировки под повышенным давлением для осуществления погружения на рэк. В остальном, ничего необычного не происходило. Он чувствовал себя, словно во сне, наблюдая за всем словно со стороны. Но ничего не происходило.

И только Анджела выглядела чуть более взволнованной, чем обычно, стараясь не встречаться с ним взглядом. И, благодарный ей от всей души, он старался держаться от неё на максимально почтительном расстоянии.

Но она вновь сама настигла его уже за воротами форта, там, где неделю назад он заключил её в свои настойчивые объятия.

- Анджела… - начал было он, стараясь говорить спокойно, но она не дала ему продолжить:

- Значит так, Келлерман. Никто ни о чём не знает, но не питайте надежд. Я сделала это только потому что, этот год – год моего выпуска из Академии, и я не собираюсь провести его в расследованиях и даче показаний. Я много усилий приложила, чтобы стать одной из лучших, и я хочу, чтобы такие воспоминания обо мне здесь и сохранились. Не говоря уже о том, что ваша выходка будет стоить репутации Академии, и я не могу взять на себя эту ответственность. Я закрываю глаза на ваше более чем возмутительное поведение, сержант. Но вы должны знать, что вы вели себя недостойно. Недостойно для кадета этой Академии. Недостойно для настоящего мужчины.

Её негромкий голос звучал холодно и решительно. И с каждым словом уже не она, а он становился крошечным. Он хотел рассказать ей о своих чувствах, но ему не приходило в голову, что его порыв мог быть унижением для неё и обернуться позором для Академии. Его лицо казалось совершенно белым на фоне тёмной стены, и, плотно сжав губы, он только коротко кивнул.

- Я благодарен вам, сержант, - сказал он севшим голосом. - Если вы потребуете отказаться от совместных тренировок, я готов...

- МакФарлен поймёт, что что-то не так, - вновь перебила она. – Оставим всё, как есть, - сказала она уже менее пылко, по-прежнему пряча взгляд.

И, усмехнувшись, добавила язвительно:

- Научиться работать, с кем угодно, ведь такова была цель, сержант Келлерман?..

Ему оставалось только вновь кивнуть ей в ответ. Вернувшись к себе комнату, он с изумлением почувствовал, как тяжёлая горечь в груди сменяется внутренним торжеством. Его глупое, глупое сердце!.. У него был шанс – он чувствовал это. Нет, он не обманывал себя: наверняка она презирает его – он готов был поспорить, что Уокер никогда не вёл себя так дико и наивно. Но у него есть возможность исправиться.

Никакие заверения разума не могли заглушить радостное биение его сердца. Напрасно он говорил себе, что Анджела уже больше и не посмотрит в его сторону, напрасно убеждал, что нужно сосредоточиться на занятиях. Он вновь чувствовал крылья за спиной, готовность к новым свершениям, и ничто не могло его остановить.

Но Пол твёрдо решил: он больше не будет таким глупым. Обнажить свои чувства перед Анджелой было ошибкой, он показал себя слабым и уязвимым – какой девушке такое понравится?.. Тем более такой, как Анджела. Он будет терпеливым, хладнокровным, он будет держать себя в руках, и он всегда будет рядом. И он добьётся её. Как и обещал.

В конце октября резко ударили морозы, и ветер гонял по улицам Академии ещё зелёные замёрзшие листья. Кадеты-первокурсники собирали их в кучи, пока не налетал порывистый ветер и вновь не разносил листву по закоулкам кампуса. В Вест Пойнт приходила зима.

Кадеты переоделись в более тёплую форму, часть тренировок перенесли в залы, и только утренние построения по-прежнему проходили на внутренней площадке при любой погоде. Каждый вечер солнце торопливо пряталось за горизонт, погода становилась суровее, а по утрам всё чаще срывался первый снег, бесшумно падая на покрытую инеем голую землю.

Пол рассеянно перебирал свою небогатую почту – в основном это были письма от Ким. Он взял в руки очередной конверт, пропитанный жарким солнцем Калифорнии, и улыбнулся. Конверт был усеян штампами, словно он пересёк границу не одного государства, а вместо обычного пляшущего почерка Ким в углу красовались красивые буквы со странными загогулинами, которые он видел на старинных картах в архивах Академии, – послание словно пришло к нему из прошлого века.

Его сжигало любопытство прочесть письмо, и это был один из тех случаев, когда он радовался, что Дэнни больше не был его соседом по комнате: он мог спокойно читать послания Ким, не утруждая себя выдумыванием рабочих версий для Дэнни, чтобы тот не догадался о романе Пола с его сестрой. А его нынешний сосед Руперт не особо интересовался личной жизнью Келлермана. Впрочем, он вообще мало чем интересовался.

Но стоило только вспомнить о Дэнни, как тот тут же появился на пороге их комнаты – взволнованный и растерянный. Меланхоличный Руперт, вытянувшийся во весь свой рост на кровати, скрестив худые нескладные ноги, не смог скрыть своего разочарования. Разговорчивый и громкий, Хейл раздражал его, если раздражение вообще находилось среди палитры довольно скудных эмоциональных состояний Руперта – скорее, он его огорчал. Но ему никогда не хватало смелости выставить за дверь лучшего друга Келлермана, который хоть и высоко ценил молчание и тишину, всё же явно знал о раздражении, ярости и гневе не понаслышке. Поэтому он всего лишь печально вздохнул, понимая, что в ближайшие полчаса отдохнуть спокойно у него не получится.

Именно этот вздох, возвестивший Пола о приходе Дэнни, заставил Келлермана незаметно спрятать письмо Ким под учебник истории, и с улыбкой подняться навстречу другу.

- Что случилось, Дэнни? - спросил он, решив перейти сразу к делу, зная по опыту, что у того займёт целую вечность заговорить о том, что его действительно тревожило. При чём, он часто склонен был забывать о том, зачем действительно приходил.

Дэнни облегчённо вздохнул и, усевшись на кровать Руперта, не обращая ни малейшего внимание на беззвучное негодование последнего (опять же, если таковое был способен испытывать долговязый кадет), выдохнул:

- У меня завтра день рождения!..

- Я в курсе, Дэнни. Если ты подумал, что я забыл, то ты ошибаешься. Я уже даже купил тебе подарок, - спокойно ответил Пол с лёгкой улыбкой.

- Серьёзно? - просиял Дэнни. – Дружище, спасибо!.. Здорово!.. – и он вдруг опять помрачнел. – Но я не за этим пришёл. Мне совет нужен, - и тут он впервые покосился на Руперта, который, уткнувшись длинным носом в словарь, старательно изображал занятость.

- Выкладывай, - кивнул Пол.

- Плебеи меня завтра наверняка выволокут в пижаме в коридор, как в прошлом году, - жалобно произнёс Хейл.

- Дэнни, но тебе же, вроде, нравится?.. И ты сам с удовольствием в этом участвовал, когда был первокурсником, - Пол подмигнул ему. Мысль о загадочном письме, спрятанном под учебником, жгла его, и ему не терпелось поскорее покончить с детскими проблемами Дэнни, которые (опять-таки по опыту) решались гораздо легче, чем казалось изначально, и, как впоследствии оказывалось, были нацелены прежде всего на привлечение к себе внимания.

- Но там будут девушки… - вновь залепетал Дэнни, краснея.

- Дэнни, но они же там и раньше были. Скажи прямо, чего ты хочешь от меня? – Дэнни был тем человеком, который очень быстро доводил его до границы его собственного терпения.

- Будет Рейчел, Рейчел Барански, а я буду выглядеть униженным, - выпалил Хейл, умоляюще глядя на Пола, как на своего единственного спасителя.

Пол усмехнулся.

- Так не выгляди. Дэнни, послушай меня внимательно. У тебя завтра день рождения, и тебя обязательно вытащат в пижаме в коридор. Это факт. Такова традиция, она не меняется десятилетиями, так что прими это, – он смотрел Дэнни в глаза, стараясь вселить в друга уверенность. – Если ты не можешь контролировать это, тебе надо это возглавить, - и он подмигнул товарищу. - Встань пораньше, до того, как они придут, подготовься. В общем, сделай так, чтобы у всех вокруг сложилось впечатление, что не тебя тащат в коридор, а ты тащишь их коридор. Ты понял?..

Какие-то секунды Дэнни смотрел на него немигающим взглядом, словно перерабатывая информацию. Метафоры всегда давались ему с трудом. Руперт закатил глаза – в его воображении он был главным действующим лицом этой истории – агрессивный сосед и его надоедливый друг, и в центре всего он – молчаливый мученик, вынужденный терпеть это безобразие.

Наконец, Дэнни радостно заулыбался и энергично закивал. В его голове уже роились сотни мыслей. Дело было сделано, миссия выполнена.

- Дружище, спасибо тебе огромное!.. Не знаю, как тебя и благодарить!.. – он вскочил с кровати, от чего Руперт слегка подпрыгнул на месте и возмущённо уставился на Хейла. Но на него по-прежнему никто не обращал внимания. С трудом сдерживаясь, чтобы не обнять Келлермана – Дэнни знал, что тот не любит объятий, - Хейл с силой хлопнул его по плечу.

- Дружище… - только и смог сказать он растроганно, и, кивнув Руперту, едва не вприпрыжку вышел из комнаты.

Пол ещё какое-то время просто улыбался, глядя на пустой дверной проём, а потом, достав письмо и быстро вскрыв конверт, жадно впился в строки.

В этот раз Ким писала ему в какой-то аристократической манере, старательно выводя все архаизмы, которые только могли прийти ей в голову, и обещала, что в следующий раз, «в день их долгожданной встречи под синими небесами Калифорнии» она переоденется в креолин и запихнёт себя в корсет. Выдумщица!.. Пол улыбнулся. Он обернулся в сторону Руперта – но тот вновь уткнулся в свой словарь, отгородившись от всего мира толстой обложкой книги. И Пол с удовольствием погрузился в приятные мысли о Ким.

Это было так странно, но Ким всегда поощряла, когда он говорил о своих чувствах, и хотя, а, может быть, именно потому что он и близко не чувствовал к ней то, что испытывал к Анджеле, он мог рассказать ей почти обо всём. Он никогда не должен был ничего ей доказывать, не должен был её завоевывать: Ким интересовал только он – такой, какой он есть, без лоска сержанта Вест Пойнта. И – желательно – без одежды. С того самого дня, когда она самозабвенно ласкала его в родительском сарае, она стала для него самым близким человеком.

Во время их свиданий, когда он приезжал к ней в Калифорнию, они сутками не вылезали из постели, а подружки Ким по общежитию оставляли под дверью остывшую пиццу. Ким жила удивительной беззаботной жизнью без целей и установок, где дни пролетали, наполненные ежедневными занятиями любовью, солнечными ваннами и романами писателей-авангардистов, которые они вместе читали на пляже, одновременно перелистывая забрызганные тёплым пивом страницы. Это были сумасшедшие дни, но он дал себе на это право. Это сладкое безделье делало его жизнь, как говорила Ким, «чуть-чуть гармоничнее», прерывая ненадолго его погоню за идеалами, даря долгожданный отдых и умиротворение.

Он берёг эти воспоминания специально для такого времени – первых дней зимы, когда тёмная морозная ночь проникала на улицы Академии, завывая под воротами старинных крепостей ледяным ветром. Эти воспоминания согревали его – как это странное письмо грело сейчас его обветрившиеся ладони.

* * *

Несмотря на непогоду, команда аквалангистов продолжала время от времени проводить тренировки на открытом воздухе. Гудзон не подходил для этих целей из-за своих сильных течений, поэтому периодически на выходных они разбивали лагерь у озера в горах. По мнению Пола, работа продвигалась успешно – даже активнее, чем он предполагал изначально, и по его подсчётам, уже через пару недель они могли выезжать к Великим озёрам.

С Анджелой он держался на расстоянии, хотя из-за работы в паре сохранить дистанцию удавалось не всегда. Он видел, как иногда она жалела о том, что не воспользовалась тогда возможностью и не отказалась от совместной работы с ним: Пол с горечью понимал, что воспоминание о той его досадной ошибке, видимо, не оставляло её.

Он начинал чувствовать, что его надежды – всего лишь глупая иллюзия. Поставленный на пьедестал идеал не желал снисходить до своего воздыхателя. Он страдал, когда она не замечала его, но сейчас, каждый раз, когда он ловил на себе её взгляд, он чувствовал в нём столько холода и презрения, что порой ему хотелось просто раствориться в пространстве.

…Заканчивалась очередная тренировка. В этот раз они провели несколько часов в бассейне: за окном бушевал ветер с мокрым снегом – ставить лагерь в лесу при таких условиях было просто нецелесообразно. Это отняло бы слишком много времени, и Пол предпочёл остаться в кампусе. Лишний раз проверить оборудование никогда не помешает.

- Всё, сворачиваемся на сегодня!.. Ещё полчаса на проверку оборудования и закончим, - крикнул он и, оттолкнувшись от бортика, выпрыгнул из воды.

Всю неделю его терзали какие-то невнятные сны, он что-то кому-то доказывал, не в силах сквозь мутный и липкий туман сновидений разглядеть лиц и понять, где он находится. Мысли сбивались, он был какой-то неорганизованный, издёрганный…

Мокрый тёмный костюм сдавливал всё тело, его тяжесть, которую он привык не замечать, сегодня казалась просто невыносимой. С трудом поймав на спине замок, который так и норовил выскользнуть из окоченевших пальцев, он с силой дёрнул его вниз. С нарастающим раздражением Пол пытался стянуть с себя костюм, но мокрая синтетика прилипла к его телу, словно вторая кожа.

- Чёртов неопрен!.. – тихо выругался он, безуспешно пытаясь содрать с себя словно приклеенный гидрокостюм. Казалось, силы оставили его. Когда ему, наконец, это удалось, раскрасневшаяся кожа недовольно пульсировала – организм настойчиво требовал отдыха. Оставив верхнюю часть костюма висеть на поясе, Пол на секунду закрыл глаза. Он не понимал, что с ним происходило. Через две недели они должны были отправляться к Озёрам, а у него не оставалось ни капли энтузиазма.

Он открыл глаза и заметил, что с другого конца бассейна на него смотрит Анджела. Смутившись, он всё же не мог отвести от неё полного бессильного отчаяния взгляда. Но она тоже не сводила с него глаз. Келллерман вдруг посмотрел вниз – на поросшую тёмными волосами широкую грудь, на голый плоский живот, и всё понял.

Анджела наверняка решила, что он рисуется перед ней, демонстрирует себя... Он почувствовал, что краснеет. Конечно, она так подумала, как же иначе?.. Это было достойным аккордом всей этой недели. Чувствуя себя дешёвой проституткой на обочине шоссе, Пол схватил со скамейки футболку, надел прямо на мокрое тело и быстро зашагал к выходу, шлёпая босыми ногами по скользкому кафелю.

* * *

Несмотря на мрачные думы, Пол ждал поездку на Озёра с нетерпением. Он вложил в подготовку всё, на что был способен, что узнал и чему научился. Успех команды означал его успех, и он старался ничего не упустить.

Вода была мутной от постоянных дождей, которые не утихали на Озёрах в это время года, но Келлерман был готов к этому. Объект находился на глубине девяноста метров – глубине вполне комфортной для такого вида погружений. Катер был снабжён всем необходимым, экипаж был тщательно подобран. Якорь сидел прочно, и Пол проверил, чтобы он не был заклинен.

Уже давно стемнело, ветер трепал флаг на мачте катера, который едва качался на лёгких волнах. Несмотря на благоприятные условия, Пол чувствовал, что они могут легко замёрзнуть. Задача была далеко не из лёгких: погружение на рэк ночью в холодной воде зимой сулило множество опасностей. Само по себе такое погружение относилось к категории увеличенного риска, и ночь только удваивала этот риск. Он всё предусмотрел, но, тем не менее, сейчас, когда он смотрел на свою команду, сердце его сжималось. Не слишком ли самонадеянным был его план в стремлении выделить себя среди других?..

Он бросил взгляд в сторону МакФарлена, который должен был оставаться на катере и следить за тем, чтобы всё шло по плану. Тот ободряюще кивнул в ответ, и это придало Келлерману смелости.

- Я напоминаю вам, что рэк лежит вверх килем. Поэтому будьте осторожны, - предупредил он, надевая перчатки, - какие-то механизмы могут быть прикручены к палубе, и если крепёж проржавел, они могут сорваться. Следите за течениями, особенно на пути от рэка и особенно – при выдерживании декопауз. Наш рэк лежит поперёк струи, а, значит, перед ним тихо, но с краю течение очень сильное. Осторожнее в дверных проёмах и переходах.

Ребята закивали, и он, удовлетворительно кивнув, продолжил:

- Самое главное – не паникуйте. Мы знаем всё, что нам необходимо знать. Мы предвидели все ситуации, но даже если что-то упустили, мы сможем с этим справиться.

Они обнялись в знак поддержки, и Пол скомандовал начинать. Аквалангисты по очереди парами прыгали в воду и исчезали под толщей тёмных волн. Стараясь избегать её взгляда, Пол помог Анджеле надеть акваланг и, чувствуя, как сильно бьётся его сердце, и, понимая, что не может сейчас промолчать, негромко сказал:

- Ты можешь презирать меня, сколько угодно. Но, пожалуйста, если вдруг что-то пойдёт не так, дай мне знать. Я постоянно буду рядом, - он впервые за всё это время заглянул ей в глаза. Ему важно было убедиться, что она выполнит его просьбу. Но Анджела молчала.

Он с силой вцепился в её запястье:

- Просто. Дай. Мне. Знать.

Он не отпускал её руку, пока, наконец, Анджела не кивнула, и тогда по его команде они соскользнули с борта катера и под тихий всплеск погрузились холодную воду.

Под водой царила полнейшая тишина. Ветер, шум волн, крики чаек – всё здесь затихало. Под толщей воды, время словно замедляло свой ход. Навстречу плыли мелкие водоросли, устремлялись вверх пузырьки воздуха. Всё менялось: движения, дыхание, зрение – всё становилось другим, непривычным, таинственным и странным. Тёмная, фиолетово-чёрная пропасть раскрывала им свои объятия, маня и завлекая. Плотная темнота сдавливала горло страхом и трепещущим чувством восторга.

Они включили фонари и, медленно раскручивая линь, начали осторожно продвигаться вглубь к затонувшему кораблю. Вскоре звуки совсем исчезли, и они слышали только своё дыхание. Пол периодически оборачивался, чтобы убедиться, что Анджела рядом. Он вспоминал, хорошо ли проверил её снаряжение, пытался разглядеть, закреплены ли все части снаряжения ближе к телу, ничего ли не болтается... Он понимал, что нужно сосредоточиться, но чувство беспокойства за неё не оставляло его.

Они находились под водой уже сорок минут, и он, наконец, заметил, как среди мутной воды, начинают просматриваться очертания затонувшего корабля. Он обернулся, подал Анджеле знак, и она подплыла поближе. Где-то сквозь темноту пробивались лучи фонарей других членов команды, но слышны были лишь скрипы и удары старого судна под силой течения. Двигаясь максимально аккуратно, чтобы не поднимать мелкие частички осадка, они проплыли вдоль палубы и, обнаружив вход, осторожно проникли внутрь.

Полу не удалось побывать здесь во время своих с МакФарленом исследований, и он с нарастающим интересом и любопытством проникал всё дальше. Темнота вокруг сгущалась, он периодически останавливался, чтобы привыкнуть к изменяющемуся давлению, которое внутри казалось ещё более плотным. Вокруг всё застыло – не колыхались покрытые толстым слоем ила сети, невообразимо замерли полусгнившие деревянные ящики, ржавые перила и цепи – так нашёл своё упокоение этот корабль, пытавшийся привезти праздник жителям города на Рождество. Пол зачарованно смотрел вокруг, осторожно щупая мёртвые предметы.

Когда в следующую минуту он обернулся, в очередной раз пытаясь убедиться в безопасности Анджелы, то он не смог ничего разглядеть в темноте. Он двинулся вперёд, направив фонарь прямо перед собой, но его по-прежнему окружали только старые трубы и канаты. Пол почувствовал, как ледяной страх заползает под костюм, проникая прямо в сердце. Он прикладывал титанические усилия, чтобы двигаться по-прежнему медленно и осторожно – поднявшийся слой ила мог только ухудшить и без того плохую видимость.

Он должен был найти её – она не могла уплыть далеко, прошло слишком мало времени. Или нет?.. Или он так увлёкся исследованием рэка, что напрочь забыл о ней?.. Под водой всё кажется другим, и ориентация нарушается. Но приборы чётко показывали, что не прошло больше пяти минут. Он подавил в себе голос совести, стараясь думать только об одном – где Анджела и что могло с ней произойти.

Наконец, где-то в глубине трюма, среди сетей он увидел метущийся луч её фонаря. Подплыв ближе, он увидел, как она хаотично барахталась, стараясь вырваться, с глухим звуком ударяясь головой о стены трюма. Ноги её прочно сковывала рыбацкая сеть. Она как будто кричала что-то, но голос её оставался беззвучным. Глаза были полны ужаса. Девушка пыталась показать ему что-то, указывая на дверной проём, но, сколько он ни вглядывался, он видел лишь тёмную мутную воду и заржавевшие перила.

И тут его осенило. У Анджелы могло начаться азотное отравление. На лицо были все признаки: она была сильно возбуждена, а из-за возникшего туннельного синдрома она могла видеть только прямо перед собой,что объясняло хаотичность движений. Возможно, начались зрительные и слуховые галлюцинации.

Он мгновенно успокоился. Опасаться было нечего. У них достаточно воздуха, снаряжение работает, а их единственным врагом была паника Анджелы. Келлерман выхватил нож и, стараясь не задеть её, аккуратно разрезал сеть, опутавшую её ноги. Он крепко обхватил её за талию и начал продвигаться к выходу. Анджела заметалась ещё сильнее. Он не мог предположить, что она чувствует сейчас, но никакие утешения здесь не могли подействовать – он не мог сказать ей ни слова, а она явно была не в себе. Единственным выходом было подняться ближе к поверхности, чтобы она пришла в себя. Оставалось только, спрятав подальше нож, медленно двигаться наружу.

Оказавшись вне стен корабля, он облегчённо вздохнул. Препятствий не было. Он может выдерживать декопаузы и за неё, и за себя. Даже если они будут двигаться в два раза медленнее, они окажутся на поверхности через час. Запаса смеси в баллонах было вполне достаточно.

Но радость его была недолгой. Он заметил, что линь Анджелы перерезан. В приступе паники и под действием галлюцинаций, ей могло показаться, что её кто-то схватил, и она могла сама перерезать его. Это намного усложняло задачу. Он не мог оставлять её. За считанные секунды течением её могло унести далеко из поля его видимости. Внутри всё холодело от одной только мысли об этом. Оставалось одно – подниматься наверх по его линю. Попытки Анджелы освободиться от него затрудняли подъём, воздух уходил быстро – он дышал за двоих, но спешить было нельзя – чересчур быстрое движение наверх могло спровоцировать баротравму.

Казалось, прошло несколько минут, а, может, час – он почувствовал, что сам начинает дезориентироваться, - и только приборы помогали ему установить точное время. Со следующим мощным рывком вверх его вдруг с силой отбросило назад, он выронил свой фонарь и едва удержал Анджелу за руку. Не понимая, что происходит, Келлерман осмотрелся. Включив запасной фонарь, он ещё раз направил луч света в плотную сиреневую глубь и похолодел.

Его линь заклинило. Похоже, выплывая с Анджелой наружу, он не заметил, как линь зацепился за что-то и теперь настойчиво тянул его вниз. Возвращаться назад, чтобы его распутать, было нельзя, – до того, как они поднимутся на поверхность, Анджела будет постоянно подвержена действию наркоза и, в конце концов, потеряет сознание. Оставлять её одну тоже было нельзя. Каждую секунду им грозила опасность: он не знал, за что зацепился линь, и если объект начнёт двигаться, их просто затянет вниз.

Он видел единственный выход – нужно было срезать последний линь. Возможно, они не вынырнут возле катера, но главное сейчас – оказаться на поверхности. Они смогут доплыть до берега и вызвать помощь. И он сосредоточился на этой цели. Он точно знал координаты рэка, компас работал исправно, а значит, есть все шансы с успехом подняться на поверхность.

Перерезав линь, он с силой обхватил Анджелу и продолжил подъём, периодически останавливаясь для декопауз. Отсутствие солнечного света постоянно грозило потерей ориентации, но, сосредоточив все усилия, он не сводил глаз с приборов.

Чем выше они поднимались, тем слабее становилось действие глубинного наркоза у Анджелы, и через какое-то время она уже плыла самостоятельно.

На поверхность они выплыли уже у самого берега. Вдалеке Пол видел фонари их катера. Он послал сигнал о помощи и помог Анджеле взобраться по скользкому каменистому склону. Костюмы ещё сохраняли тепло, и он надеялся, что их найдут быстрее, чем они начнут замерзать. Он посмотрел на Анджелу: её била мелкая дрожь, руки тряслись от страха пережитого под водой. Он не знал, что делать, чтобы она хоть немного успокоилась. Она опустилась на колени на холодную мокрую землю и закрыла лицо руками. Наплевав на все прошлые предостережения, Пол бросился к ней. Пусть уж лучше оттолкнёт его - значит, у неё есть силы, значит, она понимает, где она и что с ней. Но Анджела буквально упала в его объятия, едва он только коснулся её. Он светил фонариком ей в лицо, пытаясь определить, как реагируют зрачки на свет. Её лицо было бледнее обычного, она была ужасно слаба, но в остальном девушка выглядела нормально.

- Анджела, слушай меня, - торопливо говорил он, - какое сегодня число?..

Она посмотрела на него, как будто пытаясь понять, зачем он её об этом спрашивает, но в следующую же секунду она утвердительно кивнула и хриплым голосом произнесла:

- Пятнадцатое декабря… тысяча девятьсот восемьдесят восьмой год. Четверг… Меня зовут Анджела Холлстэд, мне двадцать лет, я в выпускном классе Академии Вест Пойнта, преподаватели... Военная стратегия - капитан МакФарлен, история...

- Всё-всё… - Пол успокаивающе погладил её по волосам. – С тобой всё в порядке. Просто небольшой шок. Сейчас за нами приедут, и всё будет хорошо.

Он впервые произнёс эту мантру Дэнни «Всё будет хорошо». Но в отличие от Дэнни, у него были на это основания. Их скоро найдут, и Анджела будет в безопасности.

Убедившись, что общее её состояние удовлетворительное, он отсел, выдержав привычную для них дистанцию, не зная, что ему делать дальше. Анджела сидела спиной к нему на мокрой траве, обхватив руками колени, и дрожала. Он бы хотел сделать что-то, чтобы хоть как-то помочь ей, но ничего дельного в голову не приходило. Ему хотелось обнять её за плечи, чтобы унять эту дрожь, ему казалось, что он уже и сам начинает дрожать. Но ему достаточно было и того, что он просто сидит рядом.

Она вдруг обернулась к нему. И глядя на Пола огромным тёмными глазами, казавшимися просто бездонными на белом и сделавшимся вдруг таким маленьким лице, тихо произнесла:

- Скажи что-нибудь… эта тишина… я сойду с ума...

Его сердце колотилось в груди, и он сказал, то, что с каждой минутой мучило его всё сильнее:

- Мне не следовало менять пары, - упавшим голосом произнёс он.

Он проклинал свой эгоизм и свою влюблённость. Он хотел забрать её себе, чтобы она была рядом с ним как можно чаще, пусть даже против своей воли, он верил в то, что может завоевать её. И он ровным счётом ничего о ней не знал. Он наплевал на устоявшиеся традиции, подчинил их себе и вот теперь имел дело с последствиями.

- Бростофф, твой постоянный партнёр, он знал, знал, что у тебя может возникнуть глубинный наркоз. Он бы не пустил тебя туда, не дал бы тебе находиться там так долго... - сокрушался он. Голос совести становился всё громче, и он уже не мог смотреть ей в глаза.

Анджела слушала его и качала головой. Казалось, она хотела что-то сказать, но она была так слаба, голос не слушался её. Наконец, она дотронулась до его руки и тихо проговорила:

- Бростофф понятия не имел, что у меня повышенная чувствительность к азоту. Если бы на твоём месте был он… он бы даже не предположил это, потому что был бы уверен, что у меня не может быть опьянения. Никто ведь не знал. Даже МакФарлен. А ты мне только что спас жизнь, Келлерман.

Пол ошарашено смотрел на неё и не мог поверить в то, что слышал.

- Но почему?.. Объясни, какого чёрта ты ничего не сказала…Анджела, ты же могла… - и чувствуя, как поток гнева накрывает его, он замолчал. Сейчас было совсем не время для обвинений.

Она вдруг впервые улыбнулась – не за сегодняшний день, а вообще – впервые за очень-очень долгое время он вновь увидел её улыбку.

- Я не люблю быть слабой, Пол… - прошептала она одними губами и отвернулась.

Вновь воцарилась тишина. Пол больше не знал, о чём говорить. Он вновь видел только лишь её тонкую спину с широкими плечами и струящимися по ним яркие спутанные локоны. Он видел, что она всё ещё дрожит, но даже сейчас изо всех сил пытается сдержаться.

Не оборачиваясь, ледяной рукой она нащупала его влажную горячую ладонь и слабо сжала в своей.

- Обними меня, Келлерман… Пожалуйста, обними меня.

* * *

Пол поправил галстук и критически посмотрел на себя в зеркало. Парадная форма сидела на нём, словно влитая. Пришедший в гости Дэнни со смешанным чувством зависти и гордости осматривал друга.

- Старик, выглядишь просто отпадно!.. – воскликнул он восторженно. Руперт мельком взглянул на Келлермана и, поджав губы, с гордым видом вышел из комнаты.

Пол поморщился и, сорвав галстук, принялся вновь его перевязывать. На своё первое свидание с Анджелой он собирался, словно на военный парад. В сущности, чем-то подобным для него и было это свидание. Трепет в его душе сочетался с чувством гордости и куража, которое часто посещало его на полевых учениях.

Потратив ещё пятнадцать минут на злосчастный галстук, пытаясь унять лёгкую дрожь в коленях, Пол отправился в гости к Анджеле.

Со свиданиями в Вест Пойнте было строго. Личные встречи за пределами Академии не возбранялись, но в её стенах юноши и девушки должны были вести себя соответствующим для элиты американской армии образом. Наедине в комнате разрешали оставаться только при открытых дверях. При этом, запрещено было даже сидеть на одном диване. Пол не собирался нарушать установленные порядки. Несмотря на все свои смелые мечты, это оказалось ему очень романтичным. Они словно жили в другом времени, полном запретов и строгих правил. Эта мысль заставляла кровь бурлить в венах, а каждый нерв дрожать от возбуждения.

Анджела была одета, как обычно, но Пол заметил всё: её ещё более пышные, чем обычно волосы, сияющие глаза, смущённый румянец на щеках, слегка подкрашенные губы. Он готов был поспорить, что она, как и он, не один час провела у зеркала, готовясь к этой встрече.

Он сидел в паре метрах от неё и не скрывал своих чувств. Всё было вопросом времени, но он не собирался тянуть. Он смело разглядывал её, и ему нравился её стыдливый взгляд – то, как она запиналась, каждый раз, когда смотрела на него, и начинала передвигать какие-то вещи на столе. Он видел её совсем другой на тренировках и занятиях. И почему-то он был уверен, что и с Уокером она была не такая, какой была с ним.

А потом они гуляли, взявшись за руки, по Аллее влюблённых, которая проходила в парке на высоком холме чуть ли не у самого обрыва над Гудзоном, играли в снежки в лесу и, прячась от марширующих кадетов-первокурсников, целовались за раскидистым дубом. Анджела всё ещё держалась гордо и неприступно, особенно в присутствии посторонних, но ему достаточно было той улыбки, которая предназначалась только ему, когда их никто не мог видеть.

...Пол был любимчиком главного тактического офицера Академии Сэмюэла Бартона. У него была отличная логика, гибкое мышление и смелость новатора – всё, что так любил Бартон в своих учениках и что так естественно сочеталось в Келлермане. И только своим особенным статусом Пол мог объяснить этот удивительный подарок судьбы – поездку в лагерь Бакнер за несколько месяцев до фактических учений там. Собственно, в том, что его командировали туда проверить готовность лагеря к предстоящим учениям второкурсников, не было ничего неудивительного – в прошлом году он отлично справился со своими обязанностями инструктора, в конце концов, он был одним из лидеров Академии. Подарком было то, что вместе с ним в Бакнер отправили Анджелу.

Офицер Бартон сообщил об этом как бы между прочим, не отрывая глаз от каких-то бумаг на столе, и Пол даже не пытался скрыть своего ликования. В это время года лагерь был абсолютно пуст – кадеты и инструкторы начинали заезжать туда только через месяц.

- Ключи от офицерского дома вам выдаст Холли, - всё тем же скучающими тоном говорил старший офицер. – Всё необходимое там должно быть, но если что-то понадобится – офицер Кэннинген там всегда на месте, он поможет.

И тут Бартон впервые за весь разговор посмотрел на него: в лучезарных, словно у молодого юноши, ярко-голубых глазах сияла улыбка.

- У вас несколько дней, чтобы… проверить лагерь, – это было поразительно, но голос его оставался абсолютно серьёзным. Пол энергично кивнул, чувствуя, как горячая краска заливает щёки. - Потом отчитаетесь, - и тут он впервые по-настоящему усмехнулся. Красный, как рак, Келлерман смог лишь только кивнуть в ответ.

- Прикажете исполнять, сэр?..

- С превеликим удовольствием, - уже совсем откровенно насмехался над ним главный тактик Академии.

Пол развернулся и широким шагом направился к выходу. Голос Бартон настиг его у самой двери:

- У вас ведь скоро день рождения, не так ли, сержант?..

* * *

Полу нравилось заниматься любовью. Не считая первых пары раз, которые он, в общем-то, смутно помнил, это занятие доставляло ему удовольствие, снимало стресс, и главное – он был в этом хорош. По крайней мере, так говорили Матушка Тереза и Ким. И он частично отдавал себе отчёт в том, что каждый раз, проводя время с ними, он учился. Учился, запоминал, пробовал... И всё для неё. Каждый раз – для неё. Даже когда думал, что все его надежды так призрачны и так наивны.

И как быстро всё поменялось!.. Они были абсолютно одни в пустом военном лагере в десятках миль от стен Академии, в закрытом особняке, окружённом лесом, откуда не доносилось ни звука. Сердце ритмично стучало, выбрасывая в голову кровь, мешая думать, анализировать, контролировать…

Он всё тщательно спланировал. Вечернюю прогулку по лесу, романтичный ужин при свечах – так положено ухаживать за дамой настоящему джентльмену. Он знал свой план наизусть – продуманный многими ночами, отрепетированный с другими девушками, знакомый ему до мелочей. Он представлял блеск в её глазах, её мягкие, как у пантеры движения, горячий румянец на её щеках.

Представлял, как они поднимутся в спальню, освещённую лишь отблесками рыжего пламени камина. Он будет вести её за руку осторожной, но уверенной походкой; а она будет оглядываться, хоть в доме, кроме них, не будет ни души. Чистые шёлковые простыни, тонкий аромат лилий, жар от огня – он всё предусмотрел…

- Душ и туалет – на втором этаже. В нескольких милях отсюда есть небольшой продуктовый магазин, но завтра обещают дождь, дорогу размоет, так что я советую вам запастись продуктами как можно скорее, - монотонно инструктировал их офицер Кэннинген по приезде.

Анджела рассеянно кивала, переходя из комнаты в комнату, задевая иногда оставленные на полу небольшие сумки. Офицерский дом казался просто огромным: здесь всё было старым и массивным – от широкой дубовой лестницы, ведущей на второй этаж, до старинных плафонов в ярко-зелёном стекле под потолком. Стены были завешаны какими-то пыльными учебными картами, оставленными, по всей видимости, ещё с прошлого года. Половицы под ногами приятно поскрипывали.

Пол тщательно вслушивался в слова офицера, стараясь уловить всю необходимую информацию, хотя ему казалось, что он уже давным-давно находится в каком-то другом измерении. Измерении, где он чувствовал только биение своего сердца, гоняющего пульсирующую кровь по венам, где была только приятная тёплая тяжесть в теле, где посторонние звуки доносились откуда-то издалека.

К счастью, Кэннинген не зря круглый год дежурил в Бакнере: он был одиночкой и в компанию не навязывался. Убедившись, что он предоставил им всю необходимую информацию, он откланялся.

Когда дверь за Кэннингеном закрылась, ему вдруг показалось, что земля перестала вращаться. Он медленно обернулся: Анджела стояла в дверях кухни и часто дышала, перебирая тонкими пальцами застёжку на куртке. Он вприпрыжку преодолел просторную прихожую и, в одно мгновение оказавшись рядом с ней, с силой вжал её в угол.

Он схватил её длинную бледную кисть и опустил вниз своих брюк. Он хотел, чтобы она чувствовала, как нетерпение зреет в нём, как тяжелеет низ живота, как он дрожит от возбуждения. И он хотел, чтобы она смотрела ему в глаза. Лицо её пылало, не отводя от него блестящих глаз, она с глубоким вдохом сжала ладонь у его горячей промежности.

И он потерял голову. План, чёткая последовательность действий – всё полетело к чёрту. Он одновременно пытался расстегнуть её куртку и стянуть широкие армейские штаны, избавить от белья её и себя, но всё получалось как-то по-дурацки дико. Внизу всё набухало, и становилось совсем трудно дышать и двигаться. Он весь вспотел от этих безрезультатных метаний, чувствуя, как футболка прилипла к спине, а горячий пот тонкой струйкой стекает вдоль позвоночника. Спустив штаны лишь до колен, он стиснул в ладонях её ягодицы и слегка приподнял. Штаны мешали ему раздвинуть её ноги пошире, её дурманящий мускусный запах обволакивал его разум плотным туманом, застилал пеленой глаза. В конце концов, он опустил её на землю, резко стянул тёмные штаны и, отбросив их куда-то в центр гостиной, вновь приподнял, прижимая ближе к себе – так близко, насколько это было возможно. Широко разведя голые колени, одной ногой упираясь в косяк кухонной двери, другой обхватив его за бёдра, словно в причудливом боевом захвате, она прижималась к нему горячей щекой и тихо всхлипывала в такт скрипящим половицам, каждый раз, когда он с силой вторгался в неё. Он чувствовал, что делает ей больно, но не мог остановиться. А она и не просила. Она лишь непроизвольно сжималась внутри с каждым толчком, заставляя его почти реветь от наслаждения, останавливаться и силой врываться ещё глубже.

Он словно не чувствовал тяжести её тела, не помнил, как долго всё происходило, до того, как обессиленные они медленно не опустились на дощатый грязный пол. Какое-то время они сидели в полнейшей тишине, почти не дыша, как после тяжёлой гипервентиляции на учениях.

Каким-то мутным взглядом, рассматривая пятна на его штанах, Анджела прижималась к его плечу и вдыхала запах леса, ещё оставшийся на воротнике его куртки. Пол растянулся на полу, непонимающе глядя на свои длинные голые ноги в высоких, крепко зашнурованных ботинках, на задранную до шеи мокрую футболку, на сумки посреди комнаты, а рядом с ними на ковре – штаны Анджелы. Мир начинал приобретать знакомые очертания. Он вновь посмотрел на комнату, на Анджелу и с блаженством закрыл глаза.

- Я надеюсь, за три дня мы, всё-таки, доберёмся до спальни, - послышался откуда-то издалека голос Анджелы, сонный и насмешливый. Её пальцы перебирали тёмные завитки волос на его груди, цепляясь короткими ноготками о твёрдые, по-детски розовые соски.

- Или хотя бы до лестницы, - вяло протянул он.

Анджела засмеялась. Пол притянул её к себе на колени и зарылся лицом в её роскошные рыжие локоны.

Так начиналась лучшая командировка в его жизни.

Продолжение следует.

-----

Великолепный образ Пола,
Неповторимый легкий стиль
И легкость авторского слова –
Как будто не рассказ, а быль.

Я напишу свой отзыв прозой –
По сути и без чепухи,
Хотя, должна сказать серьёзно:
Ты вдохновляешь на стихи!

Не зря ты лучший автор сайта!
Я нашей дружбою горжусь.
Рекомендую всем: ЧИТАЙТЕ!
Не пожалеете. Клянусь!

1.09.2009 г.

Аня!
Остальное я тебе пришлю лично на почту или в аську, когда дочитаю эту увлекательную Главу 5!
Не хочу ничего лишнего постить на форумах, а то ты сама знаешь, что случается: меня принято банить за каждое доброе слово в адрес талантливых людей
С нетерпением буду ждать продолжения!
Как и твоего приезда в Киев в феврале
Не забудь: С ТЕБЯ АВТОГРАФ!

Спасибо огромное за такой лестный отзыв и за то, что продолжаешь читать мои опусы

Очень понравился психологический этюдик с участием лощеных адвокатов. У тебя просто дар так выпукло, точно, несколькими штрихами описывать даже эпизодических персонажей. Ты схватываешь малейшие нюансы, начиная от внешнего облика человека и заканчивая его манерой выражаться, мимикой, жестами, типовыми фразами. Все акценты вплоть до пресловутой белоснежной карточки расставлены безупречно, даже национальный колорит соблюден и вуаля – запоминающийся, яркий образ готов!